Клэр кивнула.
– А в этом я хочу посмотреть, как Эйба передадут назначенным родителям.
Воспитатель помолчал, а потом произнес:
– Клэр, его никому не передадут. И отсрочек больше не дают. Решили больше не ждать и проголосовали.
Клэр с тревогой посмотрела на мальчика. Он сидел в своем креслице на заднем багажнике и дрыгал ногами, требуя, чтобы велосипед уже поехал.
– За что проголосовали? Что с ним теперь будет?
Мужчина вместо ответа только пожал плечами.
– Попрощайся. Завтра утром его удалят.
– Что значит «удалят»?
Мальчик услышал слово «попрощайся», сделал пухлой ручкой прощальный жест и произнес:
– Пока-пока!
Потом он оттопырил языком щеку и состроил их фирменную рожицу. Клэр постаралась сделать такую же, но дыхание перехватило, а на глазах навернулись слезы.
– Что с ним будет?.. – спросила она еще раз.
Мужчина только покачал головой. Клэр показалось, что он пытается на что-то решиться, но спустя секунду Воспитатель поднял на нее взгляд и спокойно произнес:
– Все варианты учтены, и выбран лучший. Так работает система. И кстати: его зовут не Эйб.
Затем он повернулся к малышу, улыбнулся ему и двинулся вперед. Когда он отъезжал, несколько камушков выскочили из-под колеса и щелкнули Клэр по щиколотке. Она не обратила внимания. Ее взгляд был прикован к уезжающему вдаль велосипеду, увозящему ее сына.
* * *
Много лет спустя, когда Клэр пыталась восстановить в памяти события своих последних дней в коммуне, единственным, что она могла вспомнить четко, был тот удаляющийся велосипед и детский затылок. Все, что последовало дальше, разбилось на разрозненные фрагменты и не собиралось в цельную картину.
Фрагмент: вот она смотрит, как велосипед исчезает. Следующий фрагмент: у причала пришвартована баржа. Команда в заметной спешке тащит на палубу груз. Кто-то упоминает резкую смену погоды. Свистки и обычные крики перед отправлением. Грохот ящиков.
Однако к ночи баржа так и не отчалила. В воздухе было разлито беспокойство; гудели сигналы тревоги. Клэр помнила, как поначалу не могла понять, откуда они звучат: с баржи? Из Инкубатория? И что произошло – авария в какой-то из лабораторий? Динамики, висевшие в каждом помещении, что-то объявляли; всю коммуну подняли на ноги. Значит, тревогу бил Комитет. Случилось что-то серьезное.
Утром, как она припоминала, баржа снова готовилась отдать концы и отчалить и снова задержалась. Все что-то искали.
Или кого-то.
Да, вот в чем было дело: кто-то пропал.
Весь следующий день у реки работали поисковые отряды. Стемнело, но поиски не прекращались. Клэр помнила световые мазки фонарей где-то в кустах, раздраженные крики, доносившиеся с разных сторон. А потом среди криков она узнала знакомый голос.
На дорожке, по которой она раньше любила прогуливаться вдоль реки, стоял Воспитатель. Клэр очень удивилась, потому что он прежде никогда сюда не приходил. Он не замечал ее и, сложив руки рупором у лица, выкрикивал в темноту:
– Джонас! Джо-нас!
Его сын.
Пропал его сын.
Дальше Клэр помнила чувство ледяной земли и влажной травы под босыми ногами. Она куда-то бежала. Почему? И почему босиком? Никто в коммуне не ходит босиком.
Рядом раздался голос Воспитателя, который теперь обращался к ней:
– Он забрал его! Джонас сбежал с ребенком!
– Куда?!
– В Другое Место!
Клэр никак не удавалось вспомнить, каким образом она очутилась на барже. Помнила, как бежит по трапу босиком и плачет. К ней навстречу выходит огромная женщина со светлыми волосами и раскрывает руки для объятия. И Клэр утыкается в нее лицом; ее окутывают запахи пота и лука, запахи топлива и сырого дерева палубы. Запах дыма. Дальше был скрежет трапа, который втаскивали на палубу. Вибрация двигателя. Баржа отчаливала. Клэр не помнила момент, когда она решилась бежать на баржу. Но помнила, что ей обещали помочь найти Джонаса и ребенка. Потому что баржа отправлялась в Другое Место. Еще она помнила, как повторяла сквозь рыдания:
– Это мой сын.
Провал.
Дальше смутно: море, которого она прежде никогда не видела. Шторм. Она не знала, что такое шторм!
Лютый дождь.
Гром; вспышки молнии.
Огромные волны.
Страх.
Мужчины кричали; она мешала, ее оттолкнули, все в панике подвязывали снасти. Баржу качало; стоять на месте было невозможно. Даже в каюте пол был мокрым и скользким.
В какой-то момент Клэр упала. Мимо скользили какие-то предметы; что-то падало и разбивалось.
Потом ее окатило водой. Холодной. Немыслимо холодной.
И – тишина.
Пустота и темнота.
Ничто.
Больше Клэр ничего не помнила. И как ни старалась в последующие годы восстановить события, воспоминания к ней не возвращались.
Книга вторая
Между
1
Темно-серое море волновалось, ритмично накатывало на узкую полоску песка, зализывало прибрежную траву, шевелило и закрывало пеной пористые валуны. Мужчины проверяли, надежно ли привязаны лодки; соленые брызги жгли глаза, в бородах и на бровях поблескивали кристаллы соли. Поля соломенных шляп были низко опущены.
Дед Бенедикт, придерживая шляпу, посмотрел на небо сквозь моросящий дождь.
– Это до ночи, – сказал он громко, но слова тут же унесло ветром. Остальные молча натягивали и завязывали веревки.
Женщины ждали в домах: бороться со стихией считалось мужской работой. Женщинам оставалось слушать, как ветер воет в дымоходах и шуршит соломенными крышами. Они поддерживали огонь, варили суп, укачивали испуганных младенцев и знали: буря пройдет и море успокоится. Потому что так было всегда.
* * *
Историю про Морскую Клэр рассказывали по-разному; с годами она обрастала деталями и менялась в устах разных рассказчиков. Одно оставалось неизменным: начало. Клэр появилась из моря. Ее выбросил на берег ужасный декабрьский шторм.
Но дальше кто-то утверждал, что нашли ее вечером, когда тучи унесло и показалось предзакатное солнце. Что она лежала на пляже и казалась бездыханной, но когда к ней подошли, она внезапно открыла глаза, и они оказались зеленые, словно море в теплую погоду.
Другие рассказывали, будто Большой Андраш увидел, как она тонет в волнах, цепляясь слабеющими пальцами за деревянную балку, бросился в море и вынес ее на берег на своих могучих руках, и вода тяжелыми струями стекала с длинных волос девушки и с бороды великана. И будто, едва выйдя из воды, он произнес всего одно слово:
