Когда Клэр вернулась с пляжа, птичка уже щебетала.
Девушка остановилась и с опаской посмотрела на клетку.
– Он же оттуда не вырвется? – спросила она, опуская на землю сандалии, которые несла в руках, и стряхивая с босых ступней песок.
Элис расхохоталась.
– Ему тоже страшно, – улыбнулась она. – Ну посмотри, какой милый.
– Чем же его кормить?
– Семенами и насекомыми.
– Я боюсь насекомых, – прошептала Клэр.
– Пока будешь их искать, начнешь в них разбираться, – ответила Элис. – Страх – от неизвестности. Он отступает, когда появляется знание.
Птичка звонко чирикнула, заставив Клэр подпрыгнуть. Элис снова рассмеялась. Клэр закрыла глаза и сделала пару вдохов и выдохов, чтобы успокоиться, а затем подошла поближе к клетке. Птичка наклонила голову и посмотрела на нее.
– Для начала нужно дать ему имя, – сказала Клэр.
– Вот и придумай. Он теперь твой.
– Но я раньше никому не придумывала имен…
– Почему ты так уверена? – Элис подняла бровь.
– Не знаю. Отчего-то мне так кажется. Ой!
Клэр вскрикнула от неожиданности, потому что птичка приподняла крыло и принялась перебирать под ним пушистые перышки.
– Это он чистится, – сказала Элис.
– Такой у него цвет перьев удивительный, – произнесла Клэр, любуясь. – Как этот цвет называется? Брюшко – красное, как малина, это я запомнила. А крылья?
Морская никак не могла усвоить названия цветов, и Элис это бесконечно удивляло. Девушка определенно была умной и знала множество вещей, но о некоторых она просто не имела никакого понятия. Названия цветов как раз были среди таких провалов, хотя люди обычно знают их с раннего детства.
Как-то раз Элис попросила Клэр собрать цветки недотроги, чтобы приложить к ожогам – внучок Бенедикта упал в крапиву. И Клэр не справилась, потому что единственное, что Элис ей сказала про недотрогу, – это что цветки должны быть желтые.
– Крылья у него желтые, – сказала Элис.
– Как цветки недотроги, точно, – вспомнила Клэр. – И как желток яйца!
– Правильно, – улыбнулась старуха.
– Желток, – повторила Клэр. – Я так и назову его: Желток.
* * *
Понадобилось некоторое время, чтобы Клэр перестала бояться своего питомца, а тот привык к хозяйке. Желток довольно быстро понял, что когда девушка появляется с блюдцем, это значит, что его будут кормить, и радостно прыгал на боковые прутья клетки. А Клэр узнала, что, если стоять спокойно, птичка может сесть ей на палец. Но вот кормление живыми насекомыми было для нее чересчур, и эту задачу взяли на себя девочки. Они охотно ловили жучков и кузнечиков в траве и приносили их Желтку.
И вот настал день, когда Клэр решила пойти к Хромому Эйнару и поблагодарить его за подарок.
Эйнар сидел на плоском камне рядом со своим домом и чистил деревянную миску при помощи тряпки и золы. Клэр нервничала, но не из-за встречи с неразговорчивым юношей, а из-за блеяния, доносившегося из тумана: неподалеку паслись овцы.
Если бы Эйнар услышал шаги, то мгновенно скрылся бы в тумане, потому что избегал людей. Но девушка появилась бесшумно, а вскочить и убежать хромой юноша не мог. Поэтому, обнаружив стоящую перед ним Морскую Клэр, Эйнар просто опешил.
– Доброе утро, – сказала Клэр. – Я пришла сказать спасибо за птицу.
– Не за что, – пробормотал Эйнар.
«Он такой одинокий».
Откуда-то в памяти всплыло это слово.
Одинокий.
В поселке Хромого Эйнара считали мрачным, не любящим людей и сами к нему не лезли. Но Клэр разглядела это в его смущенном взгляде: Эйнар страдал от одиночества.
– Можно с тобой посидеть? – спросила Клэр, кивнув на лежавшее рядом бревно.
Эйнар что-то пробурчал в знак согласия и смущенно опустил взгляд на миску.
– Знаешь, я вообще боюсь птиц, – сказала Клэр, садясь. – Не знаю, почему так вышло. Но к Желтку я уже привыкла.
Эйнар удивленно посмотрел на нее, и Клэр засмеялась:
– Да, я назвала его Желток. Чтобы помнить, как называется цвет. Я не только боюсь птиц, но еще и забываю названия цветов, представляешь? А еще Желток начал петь! Первые дни молчал, а теперь поет, и это так красиво…
Эйнар взглянул на нее, вытянул губы дудочкой и засвистел по-птичьи, а потом изобразил трели и дрожащий посвист Желтка. Клэр пришла в восторг.
– Ничего себе! А ты умеешь подражать другим птицам?
Но Эйнар на это не ответил. Отставил в сторону миску и потянулся за палками.
– Овцы ждут, – сказал он и, поднявшись, поковылял в сторону луга. Но прежде чем тоже исчезнуть в тумане, он повернулся и крикнул: – Давай ему одуванчики!
Уходя, Клэр расслышала, как Хромой Эйнар снова имитирует птичье пение.
* * *
Элис и Дед Бенедикт наблюдали, как готовят шатер для свадьбы Гленис и Мартина. Его сплели из ивовых ветвей, а теперь украшали цветами и папоротником. На столах, вынесенных по случаю празднества под открытое небо, женщины расставляли еду и напитки.
– Хорошая погода для свадьбы, – сказала Элис, щурясь на безоблачное небо.
– Я женился в дождь, – фыркнул Бенедикт. – Но ни капли не заметил.
Она улыбнулась:
– Я помню твою свадьбу. У Айлиш с лица не сходила улыбка. Ты, наверное, скучаешь по ней.
Бенедикт кивнул. Его жена умерла от лихорадки прошлой зимой. Ее похоронили на кладбище, отметив могилу небольшим камнем. Рядом место для Бенедикта, когда придет его час.
– А Большой Андраш все на Морскую посматривает, – заметил старик. – Ишь как сохнет-то по ней, а?
Юноша действительно совершенно влюбленным взглядом наблюдал, как Клэр вплетает между прутьями шатра цветы. Та его даже не замечала.
– Она такая странная, Бенедикт.
– Да уж. Не девочка, а загадка. Но сердце у нее доброе.
Они смотрели, как Клэр поднимает одну из девочек, чтобы та просунула между прутьями шатра маргаритки. Ее подружки с нетерпением ждали своей очереди.
– Они за ней бегают, как котята за матерью, – улыбнулась Элис. – Она, кстати, боится котят.
– Птиц тоже все еще боится?
– К питомцу своему привыкает понемногу, – ответила Элис. – Знаешь, что еще странно? Она не помнит, как называются цвета. А ведь она умная! Придумывает игры для детей, помогает мне с травами… и почему ей цвета не даются?
– Даже слабоумный племянник Айлиш знает названия цветов, – кивнул Бенедикт. – Тридцать лет парню, мозгов – как у младенца, и то: ему рубаху приносят, а он: нет, не хочу синюю, хочу зеленую.
