Смена времен года казалась Клэр загадочной. Почему-то среди вернувшихся обрывков памяти не было ничего о том, как небо чернеет перед грозой, или как осенью высохшие листья шуршат под ногами, или как пахнет скошенная трава. Холода она тоже не припоминала. Более того, ей казалось, что она никогда не носила теплой одежды, потому что тело бы наверняка запомнило эту неповоротливость.
А дождь! Впервые – или ей только казалось, что впервые, – она столкнулась с ним летом. С неба лилась вода и не прекращала литься несколько часов! Немыслимо. А поздней осенью капли леденели, слипались в комья и больно били по щекам. Это называлось – град. Сколько еще вещей предстоит узнать о мире?
Клэр постучала в дверь домика, но никто не ответил, хотя из трубы струился дым. Тогда она толкнула дверь и заглянула внутрь. Зола в очаге была горячей. Хозяин, видимо, где-то рядом. Клэр плотно затворила дверь, поправила шаль и пошла дальше по тропе.
Эйнар действительно нашелся неподалеку. Он втирал лечебную мазь в ногу барашку, застрявшему в колючем кустарнике.
– Подержишь? – попросил он, увидев Клэр. – Он вырывается.
Клэр обхватила нетерпеливое животное за шею и попыталась успокоить его – совсем как Брина своего младенца: бормоча ласковые глупости на ухо и прижавшись головой к кудрявой шерсти на шее барашка.
– Можно пускать, – сказал, наконец, Эйнар. Клэр разжала руки, и барашек поскакал сквозь снег к своему стаду, щипавшему высокую сухую траву.
Эйнар окинул дрожащую Клэр взглядом.
– Замерзла?
Клэр в ответ только рассмеялась, у нее уже зуб на зуб не попадал. Эйнар еще раз глянул на стадо и кивнул в сторону дома, поднимая свои палки.
На полу рядом с очагом лежала охапка шкур, по-видимому служившая Эйнару постелью. Клэр опустилась на нее и старалась унять дрожь, пока Эйна раздувал угли и подкладывал в очаг сухие ветки.
Наконец, в воздухе разлилось тепло.
– Ну и куда тебя понесло в такую погоду? – спросил Эйнар.
Клэр посмотрела на него и улыбнулась.
– Люди говорят, тебя тоже однажды кой-куда понесло, – произнесла она.
– Было дело, – ответил пастух, поправляя дрова. – Хочешь узнать почему?
– Скорее как. Я же видела утес. На него невозможно взобраться.
Эйнар вздохнул и сел рядом на шкуры. Какое-то время оба молчали, уставившись в огонь.
– Начну с «почему», мне это важно, – начал, наконец, Эйнар. – Мать померла в родах. Я был слишком крупный, она потеряла много крови… Элис не смогла помочь. А отец был рыбаком и находился в море. Время года было – как сейчас: мороз и ветер. Но отец был жесткий, привычный. Как и я.
– Ты не жесткий, – возразила Клэр.
Эйнар улыбнулся:
– Я имею в виду, что мы здесь все устойчивые к непогоде. Мы не мерзнем так сильно, как ты. В общем, – он вздохнул и продолжил рассказ, – отец тем вечером вернулся с рыбалки, опустошил сети, привязал лодку и пошел домой. Никто из встреченных по дороге ему слова не сказал: никто не хотел быть первым, от кого он узнает, что мать умерла. Он хотел сына. Но не такой ценой.
Ветер за окном усилился: над палисадником пронеслась и ударилась об стену дома отломанная ветка. Клэр представила, как в такую же погоду рыбак возвращается домой и обнаруживает там плачущего младенца и остывающее тело жены.
– Он хотел швырнуть меня в огонь, – продолжил Эйнар, – Элис помешала. Тогда он начал кричать и крушить дом, проклиная все живое, ветер, богов, даже море, которое его кормило. Говорят, он и раньше был не слишком добрым человеком, но мать умела смягчить его сердце. После ее смерти это сердце превратилось в камень. И каждый до единого день моей жизни он ненавидел меня за то, что я ее убил.
– Но ты был не виноват! – произнесла Клэр.
– Отец считал иначе. Меня растили всем поселком. А когда я подрос, он забрал меня обратно. Сказал, что пора искупить то, что я натворил.
– Сколько тебе было лет?
– Шесть, кажется. Он решил, что я достаточно взрослый, чтобы ходить с ним в море. И с того дня мы только и делали, что ходили в море. Он ничему не учил меня – ни про растения, ни про животных, ни про созвездия. Злился, если я плакал. Бил головой об доски при любой оплошности. Смеялся, если мне случалось запутаться в снастях или поскользнуться. Однажды мы вышли в шторм, и качка была такая сильная, что меня тошнило за борт. Я ничего не мог делать. Он кричал на меня, а потом огрел веслом по голове. Я чуть не свалился в воду. Он сказал, что ему жаль, что я не свалился и не сдох.
– И тебя никто не защищал? – спросила Клэр, потрясенная его рассказом.
– Элис, – ответил Эйнар. – Но отец ее тоже не слушал. Однажды я сломал руку. Отец приволок меня к ней за шиворот и швырнул на пол. Сказал – если она не вылечит мне руку к утру, то он сломает мне и вторую.
– Надо было его убить, – прошептала Клэр.
– Тогда я стал бы убийцей обоих родителей, – ответил Эйнар, тяжело поднявшись, и, опираясь на палки, подошел к двери. Приоткрыв ее, он впустил ветер, который тут же принялся заметать в дом снег.
– Ты не обозлился и вырос сильным, – произнесла Клэр.
– Сильным, да, – отозвался пастух. – Настолько сильным, что мог бы с легкостью сам поднять отца и швырнуть его в море. Но я только молча терпел и подчинялся. Обслуживал его: стряпал, стирал и делал другую женскую работу, о которой… лучше не рассказывать. Когда он проклинал меня, я был как глухой, а когда бил, то был как слепой. Я был готов терпеть сколько понадобится, пока не настанет мой день.
– Что это за день?
Эйнар закрыл дверь.
– Я ждал, когда накоплю смелости, чтобы сбежать. И этот день настал. С восхождением проблем не было: я лазил по скалам все свободное время, чтобы укрепить мышцы, и был готов. Но вот потом… – он с горечью посмотрел на свои палки, прислонил их к стене и опустился на шкуры рядом с Клэр. – Знаешь, – произнес он, и голос его стал тихим и мрачным, как в самом начале знакомства. – Это не так уж важно, что было дальше.
– Нет, это очень важно! – возразила Клэр. – Потому что я тоже должна попытаться подняться наверх.
Эйнар посмотрел на нее с недоумением:
– Утес покалечил не одного мужчину. И ни одна женщина даже не пыталась подняться.
– Я буду первой, – упрямо сказала Клэр. – Я должна попытаться. Мне нужно найти моего сына, понимаешь?
Пастух задумчиво посмотрел на нее, как бы на что-то решаясь, а потом выставил вперед руку и напряг мышцы.
– Толкай, – сказал он. – Попробуй ее сдвинуть. Давай, со всей силы.
Клэр уперлась в его руку обеими своими, но вскоре они задрожали от непривычного и тщетного усилия.
– Не выходит, – произнесла она, одновременно злясь на свою слабость и поражаясь, что в Эйнаре оказалась такая сила.
