– Зачем столько времени заниматься этой ерундой? – рассердилась Клэр.
– Сама поймешь.
Ей не терпелось в дорогу. Она слишком долго ждала. Но Клэр привыкла полностью доверять Эйнару, так что ей ничего не оставалось, кроме как набраться терпения и продолжать делать упражнения, пока Эйнар не скажет, что она готова.
* * *
Как-то зимой, в особенно холодную ночь, Клэр спала вместе с Элис для тепла.
За окном завывал ветер, и старуха принялась дрожать во сне от холода. Тогда Клэр обняла ее, чтобы согреть теплом своего тела.
– Ты моя хорошая, – пробормотала Элис, проснувшись. – Мама, наверное, жутко по тебе скучает.
Клэр замерла. Почему-то до той ночи она ни разу не задумывалась, что у нее тоже где-то есть мать. И отец… Да, определенно у нее были родители. Она смогла вспомнить их лица и даже голоса.
– Не думаю, что она скучает, – произнесла Клэр. – Сомневаюсь, что она вообще меня любила.
Элис повернулась на кровати, и при тусклом свете углей в очаге Клэр увидела ее удивленные глаза.
– Что ты такое говоришь, детка? Все матери любят своих детей.
– Так, вероятно, должно быть, но… там, откуда я, матери пили таблетки. Это как снадобье, которое было обязательно принимать каждое утро.
– И что это за снадобье, из-за которого мать не любит собственное дитя? – горячилась Элис.
– Считалось, что это на благо и матери, и ребенку.
– Но ты же не веришь, что это благо?! – спросила Элис. – Ты же любишь своего мальчика и поэтому собираешься нас покинуть?
– Да, Элис, – Клэр прикрыла глаза и крепче обняла старуху. – Я очень люблю своего мальчика. Если бы не он, я бы тебя не оставила.
12
В конце весны у Большого Андраша родился крепкий сын. На верхнем лугу скакали пушистые ягнята, радуясь хорошей погоде. Среди первых полевых цветов порхали сиреневые бабочки с узорчатыми крыльями. У каждого из близнецов Брины, когда они улыбались, было заметно по два зуба. Рыбаки разворачивали отремонтированные за зиму сети, а жены с приходом теплых дней принимались латать свитера.
С берега на холм вместе с ветром приносило легкий запах мидий и водорослей. Тот же ветер трепал длинные волосы Клэр, пока она рвала и складывала в корзину крапиву. Жесткие стебли и листья в форме сердца были покрыты жгучими ворсинками, но Элис связала для девушки специальные грубые перчатки. Крапива была нужна для болеутоляющего: Деда Бенедикта замучила подагра.
– Не трогай, – предупредила Клэр Бетану, увязавшуюся за ней, чтобы помочь. – Она жжется. Лучше надери вон там коры с бузины, твоей маме пригодится для младших.
Близнецы капризничали: у них резались зубы. Бетана принялась обдирать кору и складывать в корзинку.
– Элис потом смастерит для тебя перчатки, – продолжила Клэр. – Сможешь собирать крапиву сама.
– Ты собираешься от нас уйти? – спросила Бетана и заглянула Клэр в глаза.
– Ты что, боишься не справиться? – улыбнулась Клэр, надеясь сменить тему.
– Не боюсь, – ответила Бетана. – Просто я не хочу, чтобы ты уходила.
Клэр пару секунд смотрела на нее, повзрослевшую, растерявшую часть былой детской смешливости, и прижала девочку к себе.
– Ах, Бети, – прошептала она. – Я тоже не хочу уходить, но мне нужно. Ты когда-нибудь меня поймешь.
– Я и сейчас понимаю, – произнесла Бетана. – Ты хочешь найти своего малыша.
– Да. Только он уже не малыш, а маленький мальчик. И, если я задержусь, он превратится в большого мужчину, а я в бабушку, и мы никогда-никогда с ним не увидимся.
– А с тобой все будет хорошо? – спросила девочка.
– Конечно. Гляди!
Клэр схватилась одной рукой за ветку дерева, уверенно подтянулась, не выпуская из второй руки корзину, а потом медленно опустилась обратно на землю.
– Спорим, даже твой папа так не может?
– Не-а. Мама жалуется, что он вообще растолстел.
– Вот и не бойся за меня, – засмеялась Клэр. – Я сильная. И смелая. И стремительная.
– А я – сообразительная и самостоятельная, – подхватила Бетана, заулыбавшись. Это с некоторых пор была их излюбленная игра: за сбором трав перекидываться словами на одну букву.
– А я – своевольная.
– А я… а я… семипядейволбушная!
Так, хохоча, они двинулись в сторону дома Элис.
* * *
Время теперь летело быстро. Сезоны сменяли друг друга, и Клэр это больше не удивляло. Как и остальные, она радовалась празднику урожая, готовилась к зиме и радовалась наступлению весны после холодов. То, что время куда-то идет, было видно по детям: они стремительно росли. Бетана, Дельвит и Эрин стали рассудительнее и спокойнее; теперь озорничала и играла в воображаемые чаепития с подружками маленькая Илена, рыжие близнецы мутузили друг друга или носились по двору сломя голову, а Брина то переживала из-за их шалостей, то смеялась над выходками.
На зиму Клэр по-прежнему забирала Желтка в дом, а весной вешала его клетку на дерево в палисаднике.
– Долго он проживет? – как-то раз спросила она Эйнара.
– Птицы живут долго, – ответил тот. – Когда ты уйдешь, он будет напоминать о тебе Элис.
Клэр вопросительно взглянула на него. Он уже давно не упоминал о ее уходе. Он по-прежнему следил за ее тренировками и временами что-то подсказывал, но про утес речь не заходила много месяцев. Прошло шесть лет с момента, когда ее принесло морем, и пять – с того утра, когда рождение Илены вернуло Клэр память о сыне. Где-то он сейчас подрастал; бегал, смеялся, играл.
– Уже скоро, – сказал Эйнар.
Силы Элис убывали; ей все труднее было собирать травы для отваров без помощи Клэр и Бетаны. Клэр каждый день вставала с рассветом, по десять раз поднимала каждой рукой мешок с камнями, а потом шла ставить чайник на огонь. Пока вода закипала, она лежа тренировала мышцы живота. Сейчас все это давалось легко; смешно было вспомнить, каково ей пришлось поначалу. Теперь для нагрузки она привязывала тяжелые камни к лодыжкам и запястьям, но пробежки все равно не вызывали затруднений.
В то пасмурное весеннее утро Клэр почистила клетку и вынесла Желтка в палисадник. Несколько дней шел дождь, но вот замаячил долгожданный просвет. Желток взволнованно щебетал и прыгал, заметив другую птичку во дворе, и Клэр с умилением за этим наблюдала, а потом услышала точно такой же щебет из-за спины. Обернувшись, она увидела Хромого Эйнара, бредущего к ней по тропинке.
– Доброе утро, – улыбнулась Клэр. – Вчера Элис столько напекла! Заберешь буханку.
– Посмотри на небо, – сказал Эйнар.
Над утесом клубились бледные облака, напоминавшие овец Эйнара, которые после схода снега все еще жались друг к другу, чтобы согреться, но уже свободно бродили по лугу, пощипывая свежие ростки.
