Потом вернулись звуки, и Гейб снова стал Гейбом. Толпа вокруг радостно ревела, Миллер стоял, гордо вскинув руки, а потом наклонился и помог смеющемуся сопернику подняться. Гейб же осел на землю и сжался посреди ликующей толпы, тяжело дыша, вымотанный, растерянный и взволнованный. Потом такое происходило еще несколько раз, пока он не понял, что может предчувствовать приближение этой силы, а позже – что может ее контролировать.
Однажды Гейб попытался схитрить в школе. Он сидел за партой и бился над экзаменом по математике: плохо выучил дроби. Потом посмотрел на учителя, его еще называли Ментором, который стоял у окна и глядел на доску с заданием. Если порыскать в голове Ментора, подумалось ему, можно выведать все правильные ответы. Он сконцентрировался, закрыл глаза и подумал об учителе, его знаниях и о том, каково это вообще – быть Ментором. Снова наступила оглушающая тишина. Сознание Гейба двинулось в сторону учителя. Через пару секунд он сам был учителем. Но вместо решений задач он увидел невероятную страсть: к новым знаниям, к ученикам, к своей работе. Он ощутил любовь Ментора, его удивительную веру в то, что каждый может одолеть трудности учебы, и готовность помогать каждому на этом пути. Гейб вынырнул из состояния резко, словно что-то его вытолкнуло, и так было каждый раз. Он обхватил голову руками, потому что гул, стоявший в классе, показался ему слишком громким. Учитель подошел к нему:
– Гейб, тебе нехорошо?
Гейб понял, что дрожит. В глазах стояли слезы.
– Мне нехорошо, – прошептал он.
Ментор разрешил ему уйти домой. Гейб медленно брел от здания школы, мысленно обещая себе, что будет учиться и больше никогда не разочарует учителя, как это бывало раньше.
Он никому про тот случай не рассказал, потому что для него это было что-то слишком личное, слишком важное.
Теперь, стоя возле кладбища, он жалел, что не рассказал Мэтти про способность рыскать. И не только о ней. Он бы мог рассказать Мэтти, как отчаянно хочет разузнать о своей матери. С друзьями о таком не поговоришь, засмеют. А вот Мэтти бы понял.
Его отсутствие ощущалось как дыра в сердце. Как несправедливая пустота. Как невосполнимое одиночество.
Музыка и смех, доносившиеся со стороны площади, напомнили Гейбу, что его ждут друзья. Ждут зрелища и веселье. Ждет красавица Дейдра с веснушками на щеках. Ждет пир: по случаю праздника всегда готовили поросят, а Кира пекла пироги, которые подавали со взбитыми сливками и медом.
Гейб улыбнулся могиле Мэтти и побрел от пристанища мертвых к средоточию живых.
5
У Клэр уже несколько лет болела спина, но сейчас стало совсем худо. Она больше не могла выпрямиться при ходьбе. Травник, лечивший местных, предлагал такие же отвары, как и Элис в свое время, но они только облегчали боль, а вылечить ее не могли.
– Сколько тебе лет? – спросил Травник.
– Я не знаю.
Это было правдой. Море вынесло ее к берегу рыбацкого поселка, где она прожила несколько лет и превратилась из юной девушки в женщину. А потом она покинула поселок и состарилась за одну ночь. И как тут ответишь про возраст?
Многие люди, приходившие в Деревню, плохо помнили свое прошлое, так что Травник не удивился забывчивости старухи. Он выдал ей несколько сборов, велел их заваривать и пить перед сном.
– Такие боли ко всем приходят с возрастом, – сказал он. – Обратной дороги в молодость нет.
– Я знаю, но… – Клэр осеклась. Она не хотела никому рассказывать, что с ней произошло.
Травник попросил ее поднять руку и ощупал тонкую, обвисшую кожу. Тыльная сторона руки была усеяна пигментными пятнами.
– У тебя остались зубы?
– Несколько, – и она показала.
– А что с глазами? Слухом?
Видела и слышала она по-прежнему неплохо.
– Что ж, – сказал Травник с улыбкой, – танцевать и есть мясо ты не сможешь, зато тебе доступна радость слушать птиц и любоваться, как трепещут листья на ветру.
– Ты прав, – Клэр улыбнулась в ответ, но это была грустная улыбка.
Травник между тем продолжил:
– Я тоже не молод. Думаю, мы примерно одного возраста. Болезни у нас, во всяком случае, одинаковые. Нам не так уж много осталось, так что надо стараться получать удовольствие от жизни. Это не так уж сложно, если отбросить печаль о былом.
Он дал ей свертки со сборами, и она положила их в корзину.
– Увидимся на празднике? – спросила Клэр.
– Да, – улыбнулся Травник. – Будем смотреть, как молодые пляшут, и вспоминать себя в их годы.
Клэр поблагодарила его, оперлась на палку и пошла к своему домику. Вдалеке слышались крики мальчишек, игравших в мяч. Возможно, с ними был и Гейб. Последнее время она редко заставала его за играми; большую часть времени он проводил в одиночестве на прогалине у реки, строя нечто бесформенное, что он называл лодкой. Клэр часто наблюдала за его работой из-за сосен. Ей нравилась его сосредоточенность, но желание Гейба покинуть Деревню очень ее пугало.
Когда она впервые появилась в Деревне, ее, как и остальных, встретили гостеприимно. В то время она еще не привыкла ощущать себя старой и пугалась по утрам, когда ныли и хрустели суставы. Она все еще помнила, как недавно бегала, карабкалась по отвесным скалам и даже танцевала, но теперь старческая немощь поразила ее ноги.
Когда она впервые увидела сына, ему было восемь или девять лет. Он бежал по тропинке мимо домика, где ее поселили, звал друзей и смеялся. Кто-то окликнул его по имени, но Клэр и так бы его узнала.
Она подалась вперед, всем своим существом желая броситься к нему, обнять и, может быть, скорчить им обоим знакомую гримасу. Но, когда она двинулась к нему, забыв о слабости, ее хромая нога задела камень и Клэр оступилась. Она тут же вернула себе равновесие, но в то же мгновение мальчик скользнул по ней взглядом и сразу отвел его без малейшего интереса. Она взглянула на себя его глазами: дряблая кожа, жидкие седые волосы, диковинная походка. Он видел старуху. Скучную, как все старухи. И Клэр отвернулась. Надо ли ему вообще знать, кто она. Мальчик выглядел счастливым. Едва ли он нуждался в матери. Еще и друзья, чего доброго, начнут дразнить. Вот подходит к тебе старуха и говорит: я твоя мать! Ну как ты отреагируешь в таком возрасте? Решишь, что сумасшедшая.
А если бы он поверил?
Она стала бы для него обузой.
В итоге Клэр решила: достаточно, что она его нашла и могла наблюдать, как он растет. Беспокоить его не нужно.
Из года в год Гейб на ее глазах превращался из сорванца в спокойного юношу, занятого теперь делом, которого она не могла уразуметь. Зачем ему лодка?
Река была опасна. Детям позволялось купаться только в одном безопасном месте, где не было водоворотов и острых камней. Но все знали, что там дальше, за порогами, крутой водопад, а поваленные деревья вмиг расшибают тонкие доски лодки.
