– А, этот Лайам. Стальфоде говорил, что ты училась у него.
– Ну да, в аспирантуре. – Она пожала плечами. – Лайам не некромант, но магистерский профиль у нас одинаковый: малефицизм и боевое заклинательство. Да и колдуем на один дурацкий манер… кровь фейри, будь она неладна. Про то, что мы с ним родственники, ты уже наверняка наслышан.
– Я не слишком интересуюсь чужими родственными связями. – Марк отхлебнул вина и протянул бутылку ей. – Я от своей семейки-то съехал. Бездна, даже мой пес от них съехал!
«А, так он еще и собачник», – меланхолично постановила Киара, стараясь не кривиться уж совсем открыто. Господин Энобус точно не одобрит столь сомнительных знакомств, да и сама она никогда не была поклонницей собак: шумная, надоедливая и на редкость бестолковая живность. Что еще за дурь такая – привечать каждого, кто тебя накормит и погладит?
– Пса можно понять. И тебя тоже. Постная физиономия леди Гленны портит аппетит почище хорошей расчлененки, а уж от такого папаши вовсе надо бежать на другой конец империи, – вслух заметила она. – И то не уверена, что поможет. Альфард и мертвяка доведет до белого каления, если захочет.
– Дай угадаю: тебя тоже довел? – хмыкнул Марк. – Или ты его?
Киара весело усмехнулась, покрепче перехватив бутылку и припоминая в подробностях историю своей страстной любви к лорду-генералу.
– Малость не сошлись в предпочтениях. Твой батюшка падок на молоденьких девиц, но увы, неотесанные бородатые мужланы – типаж Арделии, о чем я прямо сообщила. Мол, императору не дала, канцлеру не дала, тебе и подавно не обломится. Так с тех пор лет десять прошло, а Альфард все бесится. И чего это он у вас такой злопамятный?..
– Некромантки – его слабость, – в тон ей ответил Марк, отхлебнув из бутылки так… красноречиво, что стало ясно: веселья в этих словах маловато наскребется. – В Бездну дорогого папеньку, я еще после недавнего семейного обеда не отошел.
Солнце понемногу поднималось над рекой, окрашивая ее в оттенки розового и желтого. В воздухе парило, несмотря на раннее утро, и Киаре очень захотелось раздеться. Ну, или хотя бы расстегнуть пару пуговиц на рубашке. Что она и сделала, с завистью глянув на Эйнтхартена – он, едва сев, сбросил китель и закатал рукава. В вороте рубашки виднелись краешки защитных рун – ничего особенного, у какого приличного боевого мага защиты нет? – но сейчас, глядя на разрисованные ключицы Марка, Киара испытывала что-то очень похожее на возбуждение.
«У кого-то давно мужика не было, – едко возвестило подсознание. – Видимо, так давно, что уже и на мальчишек впору заглядываться».
Честно признаться, посмотреть было на что. Не сказать, что совсем красавчик, если сравнивать с тем же Артмаэлем или, не приведи боги, с Тангримом, но очень даже привлекательный. Да и на совсем уж мальчишку Маркус не тянет – если приглядеться, можно заметить легкую сетку морщинок вокруг глаз, особенно когда он улыбался. Состарится он, конечно, не скоро – молодость длится у магов куда дольше, чем у обычных людей. Но вряд ли кто-то осмелился бы сказать, что Киара подцепила себе вчерашнего выпускника.
Да и не то чтобы Киару хоть как-то волновало чужое мнение. Куда больше царапали так до конца и не изжитые человечьи предрассудки; уж этим-то добром глупые людишки полны от макушки и до пяток. Полдюжины лет для магов не срок, однако пока она не могла представить, как крутит романчик с парнем, которому нет и тридцати.
И все же – при всех недостатках врать себе Киара не любила – Маркус ей нравился. Возможно, потому что для боёвки он, мягко говоря, странноват: неглупый, внимательный и спокойный чуть ли не до отрешенности. Да и до Бездны сложно помнить, что под всей этой брутальной красой скрывается деточка лет двадцати с хвостиком…
– И то верно, – запоздало согласилась она, забирая у Эйнтхартена бутылку. Взгляд в очередной раз зацепился за руны, чернеющие на обнажившемся запястье. – Кто тебе защиту рисовал?
– Магистр Крессель, как и многим на моем курсе. Что, недостаточно красиво на вкус фейской принцессы?
Не оценив юмора, Киара зло сощурилась. Перегнала в сахар часть спирта у себя в крови, отставила бутылку подальше, схватила Марка за руку и дернула вверх сползший рукав рубашки, закатывая до локтя.
– Мне твой Крекер, или как его там, внушает все меньше доверия, – проговорила она подчеркнуто сухо, очерчивая кончиками пальцев нужные узоры. – Отсебятина под гренвудскую клинопись, причем выполнено все так, чтобы в глаза не бросалось.
Он глядел на нее соловыми глазами, то ли пьяный, то ли изумленный поворотом беседы. Разума в его взгляде не прибавилось, когда Киара велела:
– Раздевайся.
Марк, естественно, и не подумал внять сему призыву. Выразительно сглотнув, он на полном серьезе поинтересовался:
– Хм, Киара… тебе не кажется, что для этого, ну… немного рановато? Еще полбутылки как минимум…
– Да не покушаюсь я на твою честь, Эйнтхартен! Больно надо!
В раздражении закатив глаза, она рванула ворот его рубашки и, не обращая внимания на попытки остановить (что уж там, весьма вялые), принялась расстегивать.
– Ну вот, как и предполагалось.
Руны на плечах и ключицах были сплошь стилизованные под архаичное гренвудское письмо: грубоватые клинышки и палочки, никаких тебе витых узоров. Старый добрый Гренвуд, мастерство графических заклинаний на уровне «палка-палка-огуречик». Но магистр, нанесший руны, весьма искусно перемежал гренвудский примитив и имперскую филигранность.
Прямо как в той ловушке, что тогда в участке накарябал Эйнтхартен на мятом листе казенной бумаги.
– Что предполагалось? – подозрительно тихо и как-то хрипло спросил Марк, но Киара, увлеченная разглядыванием странных рун (а вовсе не красивого тела), не обратила на это внимания.
– Ну ты что, всю каллиграфию проспал на первых курсах?! Вот, смотри! На классический имперский похоже не больше, чем на шафрийский!
Смелым жестом она спустила рубашку с его плеча и провела пальцем по одному из рисунков, тянущемуся до самой груди. Кожа под ладонью оказалась неожиданно горячей, едва ли не обжигающей, что странно даже для огненного мага.
А уж для светлого мага так и вовсе немыслимо. Ведь подобная горячка и у темного-то могла случиться, только если…
Киаре захотелось как следует встряхнуть Марка и утащить – то ли в больничку, то ли к братцу Эрдлангу, то ли к треклятому лорду-генералу, который явно что-то профукал в собственном сыне. И ведь казалось бы, ей-то какое дело до слишком горячего тела Эйнтхартена и его неправильных рун? Можно подумать, мало ей других, не менее неправильных мыслей.
– Киара… – раздалось еще тише, совсем близко. Чужие пальцы обвили запястье и мягко отвели ее руку в сторону.
«Это уже было», – пронеслось в ее голове. Прежде чем она успела хоть как-то отреагировать, Марк затащил ее себе на колени, и его губы, все такие же сухие и обветренные, коснулись ее собственных. Совсем не так неловко и осторожно, как тогда, в морге. Так, словно он уже успел узнать, как ей нравится: скользнул языком по губам, мягко прикусил каждую, прежде чем проникнуть глубже. И раздери Бездна, если это был не лучший поцелуй за последнюю пару лет.
