Стремясь обрести источник неиссякаемой силы и молодости, Элрисса хладнокровно извела в общей сложности сотню человек. И что самое страшное, это могло сойти ей с рук: она проявляла поразительную осторожность, тщательно экранируя свои ритуалы, подходя к выбору жертв с неизменной расчетливостью, не оставляя никаких улик. Убийства длились несколько лет, и лишь когда многоуважаемая госпожа аз-Саадат вконец тронулась умом, ее удалось поймать на горяченьком.
А покончил с ней, чудом не дав положить треть гвардии, не кто иной, как Альфард Эйнтхартен. За что и получил должность главного боевого мага империи.
Что и говорить: при такой семейке немудрено приобрести привычку отмалчиваться на любые вопросы и делать вид, что у тебя все и всегда нормально.
Их нынешний маньяк-графоман чем-то отдаленно напоминал Элриссу. Не доставало зрелищности и размаха; но вот в рунах он ее, стоит признать, перещеголял. Однако имелось в образе их действий какое-то пугающее сходство. Мог ли быть у Элриссы сообщник, после ее гибели скрывшийся аж на два десятка лет? Теоретически мог… допрашивать ее не допрашивали, грохнули при первой же возможности и развеяли пеплом по ветру. Может, зря, ну да зато отделались куда меньшей кровью. Взять свихнувшегося темного мага живым – дело нелегкое и кровопролитное.
«Непременно расспросить Дальгора», – сделала мысленную пометку Киара. Именно коммандер (ну, в ту пору еще сержант) занимался аз-Саадат, да и саму свихнувшуюся некромантку знал достаточно хорошо – они учились вместе.
Едва подумав об этом, она поняла, что окончательно сбилась с размышлений о проблемах Марка. А в голове резко всплыла его фраза о неведомой хрени и рунах.
– Почему ты сказал, что те руны шафрийские? – неожиданно для самой себя спросила Киара.
Марк, с тоской глядевший на полуразрушенную кухню, недоуменно посмотрел на нее, явно не ожидая резкой смены темы. Киара и сама не ожидала, но сейчас эти его слова казались жутко важными.
– Ты сама говорила, – как-то неуверенно отозвался он.
– Вообще-то нет. Разве что про элементы шафрийской каллиграфии, какие там, несомненно, присутствуют. – В ответ на непонимающий взгляд пришлось добавить: – Руны в основном не шафрийские, но по начертанию похожи. И то с поправкой на архаичное наречие.
Он замер, явно задумавшись, и открыл было рот, чтобы что-то сказать. А затем вдруг поднялся и вышел. Хлопнули несколько раз дверцы шкафа в гостиной – Марк явно что-то искал. И нашел, потому что очень быстро вернулся и протянул ей книгу, переплетенную в простую черную кожу с тисненой надписью на шафрийском.
– Вот это старье! – искренне восхитилась Киара, проведя пальцем вдоль тиснения. Судя по тарабарщине, в которую складывались знакомые символы, это был полумертвый архаичный диалект, вышедший из повсеместного употребления лет эдак шестьсот назад. – Не уверена, что у меня бы хватило сбережений на такую книжицу. Где раздобыл, признавайся?
Марк с минуту наблюдал за ее пальцами, осторожно перебирающими старые страницы, прежде чем неохотно ответить:
– Это наследство. От матери. И я знаю, что те руны шафрийские, потому что уже видел некоторые из них.
⁂
Проснулся Марк резко, будто его окатили ледяной водой. И это совершенно не вязалось с тем, что засыпал он в обнимку с Киарой, оставшейся на ночь. Снились вампиры, щерящие клыки и размахивающие своими двуручниками. Вокруг клубились тени, и был явно различим голос, неприятный, мерзкий, неуловимо знакомый. Но пугало вовсе не это. А то, как всякий раз выходит из-под контроля собственная сила и вместе с вампирами превращаются в пепел Фалько, Дальгор, а главное – Киара.
Захотелось разбудить ее, убедиться, что с ней все в порядке, что он не навредил ей. Но глянув на то, как мирно она спала, обняв его поперек груди, прижал крепче к себе и натянул одеяло на обнаженное плечо. Правда, не смог удержаться и коснулся губами ее волос, пахнущих мятой и горьковато-сладким вереском, на что Киара пробубнила что-то невразумительное.
Последние дни выходили какими-то совсем сумасшедшими – сначала вампиры, потом ранение Киары, смерть Сартиса, не подчиняющаяся сила… Радости было разве что пара выходных, которые дал им обоим Дальгор: «Чтоб я эту полумертвую в корпусе не видел! И тебя, болезного, тоже!» Сам коммандер выглядел ну просто возмутительно здоровым для человека, получившего смертельное ранение несколько дней назад. Некросы, что с них возьмешь…
Честно проваляться все выходные, как планировал Марк (ничуть не уставший, но какой же идиот откажется провести время в кровати с красивой девушкой?), не вышло. Киара, не будь дурой, потащила его на гвардейский полигон. С кем и за какую цену ей удалось договориться, чтобы им дали помагичить без лишних глаз и ушей, Марк не знал. Но искренне порадовался, что поблизости не было видно ни боевиков, ни их генерала в лице дражайшего папеньки.
Манекен, в который он запустил крохотный – в теории – огненный шар, полыхнул красочно. Киара, глядя на огненный столб, готовый в любую минуту превратиться в шторм и поджечь все вокруг, ругалась тоже красочно. Марк даже пожалел, что не прихватил с собой записную книжку – записать матерный загиб на смеси общеимперского, фейского и, кажется, любимого некросами крааттийского казалось сущей необходимостью.
«Да ты же ни хрена не соображаешь в заклинательстве! Двадцать пять лет, мать твою Элриссу, чтоб ей на том свете до конца времен волчком вертеться, а ты понятия не имеешь, как силу дозировать! Ты хоть что-нибудь о калибровке знаешь вообще?..»
Марк знал (не за красивые глаза магистра получил), вот только что делать со своей дурной силой – впрямь не имел понятия. Огненные заклинания выходили в разы мощнее, чем нужно, и жрали немерено сил. С эфирными получалось чуть лучше: молнии слушались охотнее, заклинания выходили правильнее и легче. Но Маркус Эйнтхартен, всю жизнь считавший себя огненным магом, никогда не придавал особого значения этой стороне своей силы, а потому и особыми умениями похвастать не мог. Искры искрами, но к высшей магии они не относятся.
Впору было бросать все к демоновой бабушке, топать в Академию к первачкам и слезно просить архимага Эрдланга взять под свое крыло. Ну, или плюнуть на все и свалить куда-нибудь подальше от долбаного Иленгарда и Киары-деспота-в-юбке-Блэр.
Нет, тут Марк, конечно же, врал – никуда от нее сбегать он не собирался. Но за вчерашнее катастрофическое поражение было невероятно стыдно. Киара, хоть и пребывала еще не в самом лучшем состоянии, умудрилась извалять его в песке и вынудила растратить весь резерв. (Генри потом смотрел крайне осуждающе, когда хозяин доедал третью тарелку рагу из оленины.) Сам Марк достал ее всего пару раз, и то, как ему показалось, она уступила исключительно из жалости.
Хорошо, хоть помирились, пусть и вышло по-дурацки. Поднимать тему Марк не хотел – разговор неминуемо привел бы к ссоре, а в своем психическом состоянии он не был уверен. Спятившая магия пугала до Бездны, и видят боги и богини, он знать не знал, что со всем этим делать. А спалить Киару и Генри вместе с домом и всем Речным районом в его планы не входило. В итоге все, что пришло на ум – вместо опостылевших разговоров, разборок и прочей чушатины, какой занимаются нормальные влюбленные парочки, – это притянуть Киару к себе и обнять так крепко, что она ойкнула и мстительно впилась острыми ногтями в плечо. И пробормотать куда-то в шею: «Прости… Прости, пожалуйста. Буду слушаться, клянусь».
