Вредный келпи ничуть не проникся. Мэйр сердито фыркнула и прикрыла глаза, сливаясь с сонной тишиной увядающего леса.
Лес, как и сама Мэйр, холодов не любил и по осени пребывал в ворчливой полудреме. Понемногу терял листья — золотые, и медные, и бронзовые, — увядал шумно и сердито, кое-где меланхолично гнил… в общем, готовился к спячке. Чтобы весной проснуться и ещё добрых полгода красоваться пестрым разноцветьем перед всеми, кому хватит духу прийти и поглядеть.
Тот ещё выпендрежник и пакостник. Как и положено приличным зачарованным лесам.
Наконец Мэйр открыла глаза и возмущенно выдохнула.
Себастьян ушел сравнительно недалеко, всего на пару миль от дома. Дальше идти будто бы и не собирался, заинтересованно топчась вокруг жертвенного холма, где высилась громада Неметона. Куда он вскоре непременно сунется, что очевидно для всякого, кто знаком с лейернхартским бастардом хоть день… час… да нет, хватит и пяти минут, чтобы понять, какая перед тобой любопытная, упертая и педантичная сволочь.
— Это моя сволочь, — пробормотала Мэйр. — Тронешь — пущу на дрова.
В ответ от Неметона пошли волны насмешливой издёвки — мол, старые новости для всех, кроме тебя; вот какой глупый подменыш!
— Сам дурак.
Она переложила сверток в другую руку и неспешно побрела вглубь леса, глядя по сторонам и недовольно морща нос. Зеленовато-желтые кроны деревьев на фоне ярко-синего неба — красиво, да только всё не то. Осень Мэйр не особо нравилась, а зима и того меньше, даром что родилась в день солнцестояния. Холод она переносила с большим трудом. (Кровь демонов, будь она неладна…) Наверное, даже уехала бы куда-нибудь на южное побережье, не привяжи её к себе Неметон намертво — так, что даже в столице не пробыть больше пяти-шести дней кряду. Проведя в Иленгарде больше недели, Мэйр начинала чахнуть на глазах, а тысячелетнее дерево обижалось и принималось без разбору жрать людей. Тут уж не до собственных удобств: хочешь не хочешь, а привыкаешь к капризному и влажному морскому климату Синтара.
«Но, Бездна пожри, какая всё-таки гадость этот ваш холод!» — она поежилась и снова попытала счастья:
— Таэн’нэйерис! А ну, выходи, злобная ты лошадка!
Глава 30
Вздорный келпи терпеть не мог, когда его звали лошадью. Однако на провокацию не повелся; хотя Мэйр показалось, будто из чащи донеслось возмущенное фырканье.
— Тен-Тен, ну прости! Я была занята и не могла тебя навестить… ты же знаешь, двуногим человечкам приходится ходить на постылую работу и всё такое. И даже если я была вынуждена тратить время на кого-то другого, это не значит, что тебя теперь любят меньше… понимаешь?
Никакой реакции не последовало.
— Ты не можешь быть таким жестоким! Я же скучала по тебе, и я люблю тебя больше всех на свете, ты, наглая скоти… э-э-э… мой прекрасный Черный Шторм!
Черный Шторм — а именно так зовут Тен-Тена, «чернушку», в переводе на имперский — сохранил высокомерное молчание. В том, что эта копытная зараза материализовалась неподалеку и теперь злорадствует где-то в зарослях тёрна, Мэйр уже не сомневалась.
— Ну и пожалуйста, — с обидой проворчала она и отогнула бумагу на краешке свертка. — Мне больше достанется! А ты сиди без гостинца, глупый конь!
С гневным ржанием Тен-Тен соткался из воздуха и тени; выбивая копытами огромные комья земли, помчался к ней в вихре собственной длиннющей гривы — грозный, иссиня-черный, блестящий как воронье перо, с тремя изогнутыми серебристыми рогами во лбу. Вожделенный сверток у Мэйр вмиг отобрали, и за какой-то десяток секунд три фунта говядины были уничтожены. Вместе с бумажной оберткой.
— Ты не конь, — вздохнула Мэйр, скрестив руки на груди, — ты свинтус. Хоть бы спасибо сказал!
Келпи снова фыркнул и ткнулся ей в плечо изящной щучьей мордой. Осторожно, чтобы ненароком не задеть любимого подменыша рогами — два из них, что поменьше, в полфута каждый; третий, что посередине, длинный и острый, по форме напоминает изогнутый шафрийский меч, и выпотрошить таким кого-нибудь — плевое дело.
Мэйр засмеялась и охотно обвила руки вокруг мускулистой бархатной шеи.
— Всё, мы снова друзья? — Тен-Тен отпрянул и уставился с явным недовольством. — Злишься из-за Себастьяна? Ну, он тоже мой… друг… типа. Не могу же я дружить только с тобой?
Он недоуменно склонил набок огромную башку — мол, почему бы и нет? Мэйр снова засмеялась, на сей раз вышло нервно. Реакция зловредного водяного коня на Себастьяна казалась очень странной — к Дейдре и Алану он отнесся вполне нейтрально, даже дружелюбно; Френсиса напрочь игнорировал, но агрессии не проявлял.
— Перестань, Тен-Тен! Это грубо, а с грубиянами никто не дружит, — Тен-Тен понуро склонился вниз, к жухлой траве. Мэйр погладила его по носу, касаясь основания нижнего рога. — Почему грубо? Ну так вы ведь даже не знакомы. И разве мы не можем дружить все вместе? Себастьян поживет здесь ещё некоторое время, ну и… если бы ты подружился с ним, то он мог бы навещать тебя, пока я буду занята на работе. Это же здорово!
Келпи от таких перспектив не пришел в восторг — спустя двадцать лет общения Мэйр легко читала на лошадиной морде очень даже человеческие эмоции, — однако милостиво изобразил нечто, похожее на кивок, и побрел на запад.
В сторону Неметона. И Себастьяна.
— Правильно, давай-ка найдем этого неслуха. А то, боюсь, он способен задолбать даже дерево.
Чем дальше в лес, тем больше темноты. Солнце только-только надумало клониться к закату, однако кроны деревьев всё ещё достаточно густы, чтобы давать плотную тень. Мэйр полумрак по душе, в отличие от лысых деревьев и мерзкой слякоти, что разольется по всему лесу сплошным бурым пятном. С конца осени и до начала весны. От непрогретой земли веяло могильным холодом, и она то и дело ежилась, малодушно подумывая, не пора ли сменить тонкое пальтишко на теплое зимнее. Почти никто и не удивится, а мама так и вовсе обрадуется…
Тен-Тен снова стал воздухом и тенью, бесшумный и незримый, однако его присутствие Мэйр давно научилась улавливать каким-то внутренним чутьем. Келпи роился поблизости, затем ушел чуть вперед — кажется, заинтересованный чем-то. Мэйр поняла чем, когда до неё донеслись отзвуки разноголосого детского смеха.
Три маленьких девочки кружком расселись вокруг трухлявого пня и по очереди тыкали прутиками в его сердцевину, то и дело принимаясь хихикать. Хайтеры. Дети воздуха. Холодные, как осенний ветер; пестрые, как осенний лес. Волосы, алые как кровь, убраны осенними цветами — хризантема, вербена, гелениум, золотарник… платья как один большой гербарий из кленовых листьев, желтых и красных. На появление рядом огромного черного жеребца девчонки отреагировали радостным хором приветствий на фейском языке. Тен-Тен же склонился над пеньком, подозрительно его обнюхал и, сочтя непригодным в пищу, с громким фырканьем скрылся в тени.
— Что у вас тут? — также по-фейски спросила Мэйр, опустившись рядом с пеньком на одно колено.
