— А что, таких много?
Он провёл пальцем по краю бумажной стопки, листы в которой всё множились.
— С дюжину наберется. И попробуй разбери, кто и впрямь натворил что-то серьёзное, а кто просто балуется дурманами и боится, что узнают да с работы попрут. Моя б воля, я бы сразу глубокое сканирование провёл, так поди ж ты — не положено. Мы, видишь ли, либеральное государство!
— Что, Константин снова за своё?
— А то ж! Наш Коста вконец помешался на гуманизме и правах человека; у Дориха там рука от светлого канцлерского чела не отлипает… Славься, с-сука, император. Спровадить бы его на пенсию уже, а? И быстренько короновать принцессу. Астория — чудесная девушка и прекрасно знает, когда нужно отложить пряничек и взяться за кнут.
— Ты, старый хрен, в застенок не загремишь за такие речи? — ухмыльнулся Макс. Хотя, видят боги, было не до веселья.
— Знаешь, Рани это вряд ли понравится, — кротко потупился грозный лорд-менталист. — А когда моей жене что-то не нравится, следует прятаться в уголок и в ужасе дрожать. Если хочешь жить, конечно. И вообще — ну куда они там без меня? Себастьяна ещё учить не переучить. Хотя он и сейчас неплохо справляется, это да. Достойный сын своего папаши, просто живая копия. По дворцу шастает всего дважды в неделю, а канцелярия уже натурально вешается.
Вот уж в чём Макс никогда не сомневался, так это в прыти мелкого лорда Лейернхарта. Ну да не о нём сейчас речь.
А о его подчиненных, чтоб им до смерти пенсии не видать. Впрочем, один точно не увидит: за высокую кухню из оборотничьих потрохов Зверобою светит смертная казнь. При сопротивлении — сразу на месте. И Макс, честно признать, был бы рад эту самую казнь осуществить. Не из особо благородных побуждений — никто не унижал его так, как Зверобой. Хозяйничает в его городе, будто ему тут место, торчит под самым носом. Ещё и угрожает его Билли, если припомнить сказочки того самого духа. Лисья шкура, лисий след… И вроде бы ничего общего, да только как всё складненько, Бездна подери!
Макс даже потянулся было к амулету, отправить сообщение Билли — напомнить, чтобы не связывалась с некросами из его отдела, да вообще ни с какими, раз уж на то пошло. И передумал только в последний момент, глянув на ухмыляющегося Фалько.
— Что, по зазнобе своей соскучился? Как там было? «Пятнадцатилетняя девочка, совращенная потенциальным маньяком…»
— Ей двадцать шесть. И кто бы выделывался, Уилл! Сколько там Рани было, когда ты вышел за неё замуж?
— Аж на четыре года больше, к твоему сведению! — охотно ответили ему. Тот факт, что в их с Рангрид звёздной паре «вышел замуж» именно Уилл, сомнению не подвергался. — Ладно, Эгертон. Кости начальству перемыли, за родню потрепались, молодыми любовницами померились… галочки в мысленном списке можно поставить. Теперь за работу или ещё по бокальчику?
— Ну если высокое начальство разрешает, так чего ж не выпить, — хмыкнул Макс, ту же принимаясь разливать виски по бокалам. Хорошо иметь собственный кабинет, всё-таки, а то как вспомнишь те «счастливые» времена бытности рядовым или даже сержантом… Жуть, а не времечко.
Виски пошёл хорошо, согрев внутренности, заставив снова (да сколько же можно?!) припомнить горячую, словно печка, Билли, способную согреть его некромантскую шкуру в любом из смыслов. Хорошо с ней. Так хорошо, как никогда в его жизни и не было.
– Вот теперь можно и поработать. Разумеется, если это не повлияет на твою проверку меня. А то напишешь под градусом всякого, сам побегу Джердису сдаваться и в Круг проситься.
— Эгертон, при всем уважении, твою черепушку я могу расковырять даже во сне. Да что там — даже после пьянки с Альфардом!
— Ты всегда можешь попробовать, — возразил Макс, но все блоки послушно опустил, позволяя Уиллу беспрепятственно проникнуть в его голову. Всё равно там ничего интересного, ну, кроме его развлечений с Билли.
«Прекратить думать о Билли», — велел он себе.
И тут же понял, что как раз это единственное, чего он сделать никак не сможет. Да и похер – ему стесняться нечего и некого.
— Бездна, да лучше б вы все так родину любили! — проворчал Уилл, страдальчески кривясь.
Ну или почти некого. Еще бы до этого было хоть какое-то дело.
46
В грёбаном Синтаре наконец распогодилось. Не иначе праздник какой во славу очередной богини — ещё с утра было туманно, холодно, сыро и противно. Самой-то Билли не так чтобы важно — спасибо привычкам и натуре оборотня, а вот Лейлу было жаль. С её южной кровью весь Западный Предел — то ещё райское местечко. Другое дело, что лучше промозглый Синтар и солнце три раза в году, чем Аэльбран со всей его шафрийской швалью.
— Мороженого? — предложила Билли, завидев вывеску любимой кондитерской.
— Совсем сдурела? — возмущенно отозвалась Лейла, кутаясь в свой шарф по самый нос. — Стейк хочу. С кровью и острым соусом. И за твой счет, Фоули!
А, ну да. Пока она пропадала, осваивая жизнь в новой шкуре, ссорилась и мирилась (весьма страстно) со своим коммандером, всю её работу делала она. Хорошо делала, справедливости ради; однако не так быстро, как Билли, и оттого зашивалась. Зато мудак Лори и его гадская гильдия потеряли добрую треть своих обычных заказов, что грело душу едва ли не сильнее, чем признание Макса в любви и его объятия. Ну а что? Билли для того и пахала как проклятая все эти годы, чтобы Лори остался с носом и рвал на себе волосы.
Впрочем, если верить Ханнэ, тот уже был критически близок к тому, чтобы повыдергать свои белобрысые волосенки. Первым делом ей поведали историю в лицах — надутый засранец Лоуренс Макэлрой пришёл в их мастерскую и начал расточать сладкие улыбочки да предлагать откупные. Щедрые такие — уж на что Билли неплохо зарабатывала, а таких деньжищ и за год не заимела. Ханнэ, естественно, не прониклась; Лейла тоже Лори и его Гильдию имела в виду.
Поняв, что так просто от соперников не избавиться, Лори мигом растерял весь свой лоск синежопого щеголя.
— Блин, надо было прийти пораньше, — вздохнула Билли мечтательно. — Такой театр и без меня… Он правда орал? Лори долбаный Макэлрой — и орал?
— Да не то слово. А с виду и не скажешь, что такой пафосный хрен может так истерить, — прыснула Лейла и покачала головой, отчего очередные здоровенные серьги — уже по фейской моде, крупные куски необработанного янтаря, оправленные в серебро, — весело засверкали, ловя несимметричными гранями лучи закатного солнца.
«Блестяшка!»
Билли досадливо поморщилась. Лисица впервые подала голос только вчера, имела лексикон двухлетнего малыша, но при этом не могла не вставить свое веское слово. И постоянно требовала то вкусняшек, то блестяшек. Не лиса, а сорока какая-то.
«Блес-стяшечку хочу-у!»
— Перехочешь, — буркнула она, невольно улыбаясь.
— А?
— Да опять воротник выпендривается. Серёжки твои ему подавай.
