– Клер, – рыдала Сифинь. – Клер… Клер…
Очевидно, те ублюдки бежали на плач девочки. Ему снилось, что они загнали их на скалу. Путь был отрезан. У подножия, выбрасывая пенистые брызги, вздымались и падали на камни волны.
– Что вам нужно? – выдохнул Нейт, затравленно оглядывая мужчин.
Он видел ухмылку коренастого и безумный блеск в глазах остальных. Их лица блестели от пота.
– Отдай девчонку, – ощерился один из них.
Нейт чувствовал ее частое дыхание. В спину дул прохладный бриз, мелодия океана была до боли знакомой. Легкая музыка и шорох валов.
Скала – словно гигантский зуб, а они – на его острие. Под ногами – камень и слои белого птичьего помета.
Когда между ним и коренастым оставалось меньше двух метров, он обернулся и, прижав девочку к себе, прыгнул вниз. В ушах завыли холодные потоки воздуха. Последнее, что он помнил, – как во время падения коснулся губами ее виска.
Брахур глядел на небо.
Обычно он крепко спал ночами.
Но сегодня уснуть не мог и лежал на песке рядом с шалашом, держа в руках объемную связку коры и рассматривая ночное небо.
Оно было звездное и чужое, и чем больше Брахур его изучал, тем больше ему становилось не по себе. С небом было что-то не так. Наконец он понял: не было Полярной звезды. И лишь когда он обнаружил на небосводе Южный крест, немного успокоился. Очевидно, это было южное полушарие, а здесь, даже с телескопом, Полярной звезды не найдешь.
От океана тянулось нечто знакомое. Брахур долго пытался понять, что же это. Возможно, соната фа минор Скарлатти – он не был уверен.
Он бережно прижимал к груди рукописи. Будто собственного ребенка. И тут его потрясла мысль: в этих высохших, искореженных полосках коры заключен он сам. Исчезнет этот ворох – исчезнет и он.
В шалаше, тяжело сопя, спала Мирия.
«Плыть или нет?» – все еще мучил его вопрос.
Бросить ее здесь?
Он уже договорился с Нейтом, что на закате отвлечет сектантов от лодки.
С утра важно набрать воды и фруктов. И снова попытаться убедить Мирию. Пусть она и была непреклонна.
VIII
– Мы уплываем, – сказал Нейт.
Сифинь раскрыла рот, ошарашенно смотря на него.
– Сегодня?
– Да, дитя.
– Так быстро!
Сифинь радостно хихикнула.
– Справишься?
– Я уже взрослая, – гордо заявила она.
– Отлично, – широко улыбнулся Нейт. – Через полчаса пойдем за фруктами и водой. Ты со мной?
– Конечно!
Держа себя за ступню, она запрыгала на одной ножке и рассмеялась. В ее голосе и движениях чувствовалась радость, и это воодушевило Нейта.
Они набрали целую гору яблок и желтых плодов и подготовили горшки с водой. Брахур собрал и завялил сердцевинки мидий. Посуду они промазали глиной – получились запаянные, герметичные сосуды. Фрукты связали в вязанки, а потом вместе с Брахуром спрятали на берегу в кустарнике.
– Жди меня в укрытии, – сказал Нейт.
– Когда ты придешь? – спросила девочка.
Он обожал ее такой – нахмуренное лицо, в глазах – огонек ответственности.
– Вечером, когда солнце начнет садиться, – уточнил он. – Постарайся выспаться.
– Хорошо.
Она прижалась к нему, он поцеловал ее в макушку и пошел на пляж.
Лодка уже десять минут сиротливо лежала на берегу. Изнутри она была бледно-желтая, цвета нечищеных сектантских зубов, снаружи – бурая, потемневшая от воды. Вскоре пришел охранник, повернул посудину набок и лег в ее длинную узкую тень.
Нейт сидел под деревьями и глядел на волны. Припекало солнце, океан весело искрился, а густо-синее небо казалось нарисованным. Из воды тянулась навязчивыми повторениями мелодия фуги – лавина гулких басов и всплески диссонансов. Нейту музыка не нравилась.
В памяти всплыли слова Брахура.
– Пойманную рыбу они называют святыми дарами океана, – рассказывал парень. – Они разрезают ее на кусочки и поедают сырой. Потом молятся волнам.
Нейт никогда не ел их рыбу. И в этом не было ничего удивительного. Почти весь улов доставался старику и его приближенным.
Брахур пообещал отвлечь сектантов к церкви. Начало заката – условный знак. Нужно будет забрать Сифинь и ждать на берегу, пока не уйдет охранник.
По пляжу ползало множество бесцветных крабов и мелких многоножек. Заслышав шаги Нейта, они разбегались по сторонам.
Мимо прошла полноватая женщина. Она улыбнулась ему, он тоже невольно улыбнулся в ответ.
Затем поднял с песка небольшой треугольный камешек и крепко сжал его. В голове клубились давно забытые мечты, надежды и опасения. Он думал о матери. Наверное, от горя она сошла с ума. Он представлял, как она внезапно замолкает, бледнеет и кусает от ужаса губы. Это невыносимо.
Он пытался вспомнить какую-то девушку, очень знакомую ему девушку, с которой пил сухое вино. Кажется, была зима, и они танцевали весь вечер. Ее имя осталось в прошлом.
Его жизнь взорвал и изуродовал непонятно откуда возникший кошмар с сектантами. Кошмар, который не поддавался трезвому анализу.
Оставалось одно – бегство.
Нейт чувствовал тепло и твердость зажатого в ладони камешка. Он повертел его в руке, хотел швырнуть в воду, но не стал.
На берегу появилась ликующая толпа – человек сто, не меньше. Старик шел впереди, его окружали несколько мужчин. Видимо, они выполняли роль охраны. Остальные тянулись позади, на безопасном отдалении.
Нейт пристально следил за ними. Дрожащее марево искажало движения фигур и меняло их очертания.
Маркус плавно обвел всех ладонью.
– Веселой толпой, – воскликнул он, – с музыкой и песнями мы пройдем по всему острову! Там нас ждут озера и леса с дичью. Не этого ли вы хотели?
– Откуда вы знаете? – спросил его поджарый, мускулистый юноша.
– Я знаю, – просто ответил он. – Разве этого мало?
Толпа встретила его слова воплями и слезами радости. Женщины плакали и кричали о любви к нему. Мужчины что-то хором распевали.
Удивительно, как он выделялся на их фоне: остальные были намного его младше. «Судя по всему, – решил Нейт, – он был самым пожилым на острове. Не это ли сыграло ключевую роль, когда его сделали пророком? Нет, этого явно мало.
Как приятно, наверное, это нездоровое опьянение властью над другими, эта возможность вертеть людьми, как вздумается».
Старик прошел несколько шагов, и они побежали за ним. Несколько женщин бросились ему наперерез, расталкивая локтями мужчин. Кто-то грубо схватил его за руку.
