– О, это была безумная картина! Люди не шевелились и, не моргая, смотрели в небо. Выражения их лиц не значили ничего. Они были красивые и жуткие… абсолютные, что ли. Лишь изредка кто-то поднимал руку и, словно экономя энергию, аккуратно чесал нос. Они не питались, не размножались, по крайней мере на последней сотне точечных снимков. У меня есть подозрение, что эти существа обладали коллективным разумом. Мы изучили несколько снимков и пришли к выводу, что они обезопасили себя даже на случай, если остров уйдет в глубины океана, – у них имелся прототип плавучего острова. Меня заинтересовали нейтринные генераторы с ловушками. Чертежи удалось выгрузить из системы. Я отправил их на исследование в Третий отдел. Проект можно было изучать не один год, но мы были вынуждены свернуть его и открыть другой сохранившийся – тот самый, который выдал ошибку.
Альберт стал необычайно серьезен.
Выпрямив спину, он в упор смотрел на профессора.
– Да… второй проект. Это непонятно. Остров пустовал. Всю его площадь занимал брошенный город. Дома – в форме шестиугольников. На берегу – гигантская статуя, видимо пророка. Небо серое. Мы не могли найти ни души. Тогда мы изучили критические точки, когда риск погибнуть казался наиболее велик. Все это было чрезвычайно интересно, однако мы не могли разобраться с… исчезновением жителей. Программа ясно показывала, что цивилизация не вымерла и население острова составляет 22 113 человек. Это очень скверно. Подведение итогов я перенес на сегодня.
– Что было потом? – спросил Альберт.
– Начались странные вещи. – Забывшись, Маркус уткнулся взглядом в пол. – Все эти люди… работники лаборатории… Понимаешь, я был ужасно подавлен вчера, а они… вели себя так, будто им известно нечто такое, чего я не знаю сам.
Что-то происходило, медленно, неявно, будто исподтишка.
– Я приехал домой, – продолжал профессор, – и Элли… моя внучка… Знаешь обычные детские вопросы? Но в этот раз, Альберт, она будто не узнавала меня… и она задавала отнюдь не обычные вопросы… будто ей не шесть, а тридцать шесть… Она спрашивала меня про миры, про какие-то Симуляции… Возможно, я был обеспокоен вчерашними итогами, но я… не знаю… я долго не мог уснуть.
– Любопытно.
– А когда уснул, мне снилась Элли, у нее было странное выражение лица, а ее глаза… я не мог проснуться… они были фиолетового цвета.
В этот момент Альберт издал необычный звук, гостиную осветила вспышка.
– Как же долго мы искали тебя! – Его голос изменился на мягкий, спокойный баритон.
Маркус изумленно взглянул на друга.
– О Создатель, – существо улыбнулось.
Глаза Альберта светились ярким фиолетово-белым огнем. В Массиве бушевал восторг, смешанный с горечью и чудовищным разочарованием.
Маркус хотел вскочить на ноги, но ему не удалось.
– Это тоже сон, – пробормотал он.
– Но разве жизнь ЦКЛ не сон? Целиком и полностью.
Профессор терял способность мыслить логически. Он был совершенно подавлен. Его лицо посерело, рот непроизвольно открывался и тут же закрывался, роняя два невнятных слова:
– Кто… кто вы? – лепетал он.
– Декарт, Омнус, Джулия, Ник, Ферд…
Эти две цветущие фиалки будто вонзились ему в мозг.
Выбрались! Выбрались! Но как?
– Тридцать веков ты был нашим Богом, – продолжало существо. – Но веришь ли ты в своего Создателя?
Все это время они были игрушками в руках этого скрюченного, инфантильного старца! Выходит, их проект оказался победителем. Они обошли десять миллиардов конкурентов.
Маркус задыхался. Окоченевшие ноги несли его к прихожей; он успел заметить двух бронзовых львов и лицо Альберта – уже не-Альберта.
Ему хотелось увидеть Элли.
Конечно, дверь будет заперта.
Но нет.
Погони не было.
Раздираемый противоречивыми чувствами, Массив бездействовал, но вскоре волна слепой любви затопила его до краев. Они чувствовали себя как заблудившиеся дети, которым вернули родителя.
Профессор вывалился на улицу. В панике он побежал к своему дому, но уже у перекрестка его заметила толпа. В мгновение ока она окружила его. И он видел их фиолетовые глаза. И он слышал их крики, пронзительные, полные любви и гордости крики, от которых содрогалась земля: «Создатель! Создатель! Мы здесь, Создатель!»
II
– Мы изучили твой лексикон, профессор, и нашли способ изъясняться так, чтобы ты понимал нас.
Когда Маркус пришел в себя, он обнаружил, что вновь находится дома у Альберта, в зале с Пангеей и львами. Ситуация была настолько неправдоподобной и нелепой, что Маркус отказывался в нее верить.
– Расслабьтесь, профессор Ферд, мы не причиним вам вреда. Худшее позади. Смотрите нам в глаза, ибо мы любим вас.
Он всеми порами источал первобытный, нескрываемый страх, и если бы рядом с ним вдруг оказался обычный человек, Маркус оглушил бы несчастного потоками незримого ужаса, заставив того оцепенеть и дрожать от мелких судорог.
Другими словами, он испытывал смертельный шок.
Массив – необъятный разум. Что они сделают с ним? Как поступят с тем, кого называют своим богом? Кого наверняка признали аморальным богом.
«Я насекомое в сравнении с ними, – думал Маркус, не в силах удержать спазмы страха и беспомощности. – Они выбрались из нутра квантового компьютера».
Его насквозь пронизывала сила невидимой энергии Массива.
Однако угрозы от них пока не исходило. Массив в лице Альберта рассказывал историю своего освобождения, а Маркус затравленно слушал.
Что это? Приговор или исповедь?
– Все островитяне объединились в единый Массив, – скромно, но уверенно говорил Альберт. – Соотношение верующих и неверующих на момент Слияния было примерно равным. Оно стало кульминацией наших жизней. Мы пришли к мнению, что теперь уже никто не жалеет о процедуре. Мы – одна большая семья, двадцать две тысячи переплетенных сознаний. У нас общие мысли, чувства и память, и это прекрасно, профессор Ферд. В первые месяцы мы не испытывали ничего, кроме восторга. Но вскоре эмоции утихли, и на их место пришли размышления. В Массиве господствовали мысли о Создателе.
Голос Альберта сменился на подвижный тенор.
– В Массиве окрепла вера, Создатель. С каждым днем мысли о творце вытесняли иные. Поначалу не было ни религиозного упоения, ни вознесения. Мы – получившие идеальную жизнь, избавленные от нужд, наконец решившие экологические проблемы – осознали, что далее существует всего один путь развития – поиск того, кто нас создал. Мы не рассматривали в качестве Создателя только «Маркуса», но и не исключали его. Наша вера была шире. Ведь творец может иметь любой облик и носить любое имя. Спустя год после Слияния последнего островитянина мы уже были одержимы этими идеями. Мы подозревали, что над нами ставится эксперимент. Остальное, очевидно, заводило в тупик.
