– Ваше святейшество, молчите! – опередила Настя готового сказать очередную скабрезность папу.
Но все же его рассказ взбодрил ее. После него она вдруг по-другому взглянула на графа и француженку. То, что он ей нравился, было очевидно. И она была невероятно очаровательна. Трудно не повестись. Граф Виттури умело поддерживал флирт с Лией, но не скатывался к тому, чтобы отреагировать более явно на ее поползновения. Настя вдруг осознала, как он мастерски водил Лию за нос, дразнил, подтрунивал над ней, но делал это без злобы и без дальнейших планов на девушку. Такт, любезность, сдержанность, невероятная способность поддерживать игру, не давая противнику приблизиться, не вынуждая его отступить. Когда ее глаза открылись, она вдруг поняла, что так умело и благородно держаться очень сложно, но графу Виттури это, казалось, давалось легко.
– Идеальный политик, – поддержал ее мысли призрак. – Не говорит да, не говорит нет. Не отталкивает, не дает приблизиться. Поддерживает интерес и не дает разочароваться в себе. Кажется, сегодня ночью бедняжка Лия опять будет одна.
Настя же подумала о том, как ужасно смотрелась со стороны ее недавняя слепая страсть к графу. Она же, наверно, выглядела намного глупее изящной и кокетливой Лии. Стыд залил душу горечью. Как же хорошо, что граф мягко отталкивал ее, а потом и вовсе дал возможность получить силы у Матери. Какой же он… мудрый.
Она смотрела на него, на легкую улыбку, с которой он слушал Лию, и испытывала невероятную благодарность за все, что он делает и делал. Кажется, эти его угрозы про душу взамен на ночь были всего лишь угрозами, способными отрезвить Настю. Ему не нужна ее душа. И она сама совсем не нужна.
Настя опустила глаза на чашку кофе. Может, это и к лучшему.
Их поход по архивам Парижа, в которых находились остатки того, что вывез Наполеон и не смог выкупить Ватикан, не дал результатов. Их охотно пускали, ведь архивы открыты для публики. А дальше либо граф представлялся, и перед ним с поклоном открывали двери, либо действовал Диего, гипнозом заставляя сотрудников идти навстречу странной компании.
Был солнечный полдень, когда они вышли из очередного архива.
– Есть еще пара мелких. Неподалеку. – Серж развернул карту.
– Думаю, мы справимся вдвоем с одним из них. – Итсаску утянула его прочь. Ей жутко надоело ходить толпой по Парижу, хотелось побыть с Сержем наедине, вдвоем копаться в проклятущих архивах, вдвоем гулять по набережной, подставляя лицо ветру, и пить кофе за круглым столиком на террасе.
Настя устало опустилась на скамью. Она на ногах уже шесть часов, и хотелось отдохнуть. От графа Виттури это не ускользнуло.
Он предложил остальным проверить второй пункт, отпустил домой уставшего Ильвира, а сам сел на скамейку к Насте. Перед ними была набережная Сены, слева виднелась алтарная часть собора Парижской Богоматери на острове Сите.
– Впервые в Париже? – спросил он.
Настя кивнула. Очарование города вдруг захватило ее, словно до сих пор она и не видела его вовсе. Остановившись, она смогла почувствовать его ритм и дыхание: взволнованно провожала глазами кораблики на реке, смотрела на туристов, которые позировали на мостах, на то, как солнце горит в стеклах домов, выходящих на реку.
– Твой невидимый друг рядом с нами?
– Нет, – Настя покачала головой, завороженно глядя на реку, – он все утро где-то пропадает. Может, наконец оставит меня в покое.
– Сомневаюсь, – улыбнулся граф Виттури. – Я бы на его месте от тебя ни на шаг не отходил. Кто еще будет так терпелив к такому, как он… Кто еще выслушает, покраснеет, пожалеет его…
– Мое терпение далеко не ангельское.
– Твое терпение гораздо крепче.
Некоторое время они сидели молча. Потом граф чуть приобнял одной рукой Настю за плечи и наклонился к ней ближе.
– Здесь, за нашими спинами, Латинский квартал. Лабиринты улочек, таящих в себе массу секретов и тайн. – Голос его убаюкивал. И поэтому следующий вопрос сбил с ритма: – Итак, чего желает прелестница? У меня есть полное собрание смертных грехов на выбор: наркотики, выпивка, безудержный секс…
– Боже, – Настя притворно зевнула, – все это примитивно и неинтересно.
– Раз так… – Он приблизился и, улыбаясь, как довольный кот, прошептал (она закрыла глаза от удовольствия): – Есть еще ящик свежей клубники и вкусный чай.
– Я вся твоя, демон, – рассмеялась Настя. – Что ж ты с этого не начал? Веди меня к грехопадению или как там его…
– Вообще-то это чайная, – смеясь, возразил он и помог ей встать.
Она взяла его под руку. Он не возражал, лишь посмотрел на нее своими карими глазами так, что у нее от счастья душа запела.
Сначала все было хорошо. Они пили чай с макарунами и клубникой, он рассказывал ей свои парижские истории, которых было немало. Время от времени демон попадал в Париж, и всякий раз город менялся, будто готовился к встрече: строил декорации, творил атмосферу. И это было волшебно: солнечный свет падал на их столик, освещал золотые искры в его глазах, ласкал его лицо, путался в черных кудрях. Перекаты его голоса ласкали слух, смех заставлял кровь бежать быстрее. Она вся погрузилась в его истории, перед мысленным взором проносились сцены французской революции, слышались выстрелы и крики, улицы заполнялись баррикадами, запах пороха щекотал ноздри…
А потом он вроде бы случайно накрыл ее руку своей, и Насте вдруг вспомнилась Лия, флирт, и она испугалась, что он провернет с ней тот же номер. Ей не хотелось быть такой самоуверенной до слепоты и радовать себя ложными надеждами. И она резко выдернула руку, словно обожглась.
Он замолчал. Она не поднимала глаз.
Потом посмотрела в сторону, на пару за столом. Двое были поглощены друг другом, обнимались так тесно, что даже неприлично, ворковали вполголоса. Разве они думали о вечности? О фальши? Они просто хотели быть друг с другом.
– У него есть девушка в другом городе.
– Ты вечно все портишь. – Она наконец перевела на него взгляд.
– Ты думаешь, это такая константа: счастье, радость, делить жизнь с другим. Верх романтизма и море заблуждений. Люди ныряют от счастья к горю, от чаяния к отчаянию. Они умирают за любовь, сражаются за нее, но, получив, не могут насладиться. Вы ищете вечной любви, а сами не способны нести ее вес.
– Говорить о любви с демоном – все равно что бросать камни в море в надежде, что заполнишь его.
В гневе она поднялась и выбежала на улицу. Он оставил деньги на столе и вышел за ней. Но не пошел следом, а встал, мрачно провожая ее взглядом. Потом наклонил голову и произнес:
– Выходи уже. Она ушла.
– Доволен? – Лика вышла из-за угла. Она была зла, если такое вообще можно сказать об ангеле. – Оставь ее в покое. Что ты хочешь от нее? Душу? Падения? Посмеяться? Ставишь новый опыт над человеком?
– Это время, Лика. Я так стар, что время моложе меня. Человеческая жизнь превращается в мгновение. Обесценивается погоня за душами, они никому не нужны. Мы сами цепляемся за секунды, потому что нам надоел их бег. Если бы остановить их жужжание, мелькание, – он прислонился спиной к стене и поднял глаза к небу, – в новой тишине я смог бы услышать что-то более ценное, чем ход времени, как считаешь?
