Делалье поднимает голову, у него покрасневшие глаза и безумный взгляд.
– Я имею в виду, что это была его единственная работа. – Он бьет кулаком в стену.
Бьет так сильно, что, к моему большому удивлению, пробивает штукатурку. Я и не догадывался, что Делалье так силен.
– Вам не понять, – с горечью говорит он, его пыл гаснет. Он отшатывается назад, опирается о стенку. – Я больше всего корю себя за то, что видел, как страдают дети, и не делал ничего.
– Погодите, – перебивает его Уинстон. – Какие дети? Вы о ком говорите?
Делалье, кажется, его не слышит. Только качает головой.
– Парис не воспринимал поручение, связанное с Эллой, всерьез. Он виноват в том, что она потеряла над собой контроль. Виноват в том, что она не разобралась в себе; виноват в том, что она не была подготовлена, или обучена, или должным образом защищена. Виноват в том, что она убила того маленького мальчика. – Его сломленный голос звучит надрывно. – То, что она сделала в тот день, едва не уничтожило ее. Едва не нарушило весь процесс. Едва не разоблачило нас во всем мире.
Он закрывает глаза, прижимает пальцы к вискам. Потом оседает в кресло. Кажется, он сорвался с якоря.
Касл и я через всю комнату обмениваемся взглядами. Что-то будет. Что-то вот-вот произойдет.
Делалье – вот наш источник, о котором мы и не догадывались. Несмотря на его колебания, он, кажется, готов все рассказать. Возможно, Делалье – наш ключ ко всему. Возможно, он скажет то, что нам нужно, – обо всем. О Джульетте, об Андерсоне, об Оздоровлении. Ясно, что плотина внутри Делалье рухнула. Я почти уверен: мы сумеем его разговорить.
Адам, вот кто продолжает разговор.
– Если вы так ненавидели Андерсона, то почему не остановили его, когда была возможность?
– Не понимаешь? – Глаза Делалье огромные, печальные. – Не было у меня возможности. Мы только пришли к власти, особыми полномочиями я не обладал. Лейла, моя дочь, слабела с каждым днем, и я… я был сам не свой. Пал духом. Я подозревал злой умысел, что ее болезнь неспроста, но у меня не имелось доказательств. Я проводил все свое рабочее время, наблюдая, как угасает умственное и физическое здоровье молодой невинной женщины… и я проводил все свое свободное время, наблюдая, как умирает моя дочь.
– Это все отговорки, – сурово перебивает его Назира. – Вы просто трус.
Делалье смотрит на нее.
– Да, – соглашается он. – Правда. Я струсил. – Он качает головой, отворачивается. – Я ничего не сказал даже тогда, когда Парис трагедию Эллы представил как победу. Он говорил всем: то, что сделала Элла с тем мальчиком, и есть долгожданный результат. Фактически этого он и добивался. Он убеждал, будто то, что она сделала в тот день, – и есть демонстрация ее силы, то, на что он так долго надеялся. – Делалье выглядит совсем больным. – Он все получил. Все, что он хотел, ему дали. Он всегда был опрометчивым. И ленивым, а Эллу использовал только как пешку, для исполнения своих садистских желаний.
– Подробнее, пожалуйста. – Голос Касла звучит почти равнодушно. – У Андерсона имелись садистские желания. Какие, например?
Делалье бледнеет. Его голос затихает, слабеет, когда он отвечает:
– Парис страстно желал уничтожить собственного сына. Я никогда не понимал этого. Никогда не понимал, зачем ему нужно сломить мальчика. Он мучил его по-всякому, а уж когда обнаружил невероятную магнетическую связь Аарона с Эллой, то использовал ее, чтобы довести его до сумасшествия.
– Так вот почему он стрелял в нее, – догадываюсь я, вспомнив, что рассказала мне Джульетта, то есть Элла, когда разбомбили «Омегу пойнт». – Андерсон хотел убить ее, чтобы преподать Уорнеру урок. Так?
Что-то меняется в лице Делалье. Трансформирует его, вытягивает. Он смеется, смеется печально, обреченно.
– Вы не понимаете, не понимаете, не понимаете. – Он плачет, качая головой. – Вы думаете, что недавние события – это все. Вы думаете, что Аарон влюбился несколько месяцев назад в вашу подругу, в девушку-бунтарку по имени Джульетта. Вы не знаете. Не знаете. Не знаете, что Аарон был влюблен в Эллу большую часть всей своей жизни. Они знали друг друга с самого детства.
Адам издает звук. Протестующий звук.
– Ладно, если честно… Я не догоняю, – признается Иан. Он незаметно бросает настороженный взгляд на Назиру. – Назира сказала, что Андерсон стирал им память. Если это правда, то как тогда Уорнер мог быть влюблен в нее так долго? Зачем Андерсон стирал им память, говорил им о том, что они знают друг друга, а потом снова стирал воспоминания?
Делалье качает головой. На его лице появляется странная улыбка, дрожащая, вселяющая ужас, вовсе даже не улыбка.
– Нет. Нет. Вы не… – Он вздыхает, отворачивается. – Андерсон никогда и ничего им не рассказывал. Причина, почему он раз за разом стирал им память, в том, что, что бы он ни делал, как бы ни переписывал историю, как бы ни перекраивал их первое знакомство, Аарон всегда влюблялся в нее. Каждый раз.
Сначала Парис думал, это случайность. Находил даже смешным. Забавным. Однако чем больше это случалось, тем более безумным он становился. Он решил, с Аароном что-то не так, какая-то поломка на генетическом уровне, бракованный ген. Хотел сокрушить то, что считал слабостью.
– Погодите, – перебивает его Адам, поднимая руки. – Что значит: чем больше? Сколько раз это было?
– Как минимум несколько.
Адама как будто шарахнуло взрывом.
– Они несколько раз знакомились и влюблялись?
Делалье неуверенно вздыхает.
– Я не знаю точно, всегда ли они влюблялись. Парис редко позволял им проводить много времени наедине. Но они всегда тянулись друг к другу. Это было видно: каждый раз, когда они оказывались в одной комнате, они были… – Делалье соединяет ладони. – Как магниты.
Глядя на Адама, он качает головой.
– Мне жаль, что именно я рассказал тебе все это. Наверняка тебе очень больно, учитывая ваши с Эллой отношения. Со стороны Париса непорядочно втягивать тебя в свои игры. Ему не следовало…
– Эй, эй… Погодите. Какие игры? – перебивает возмущенный Адам. – О чем вы?
Делалье вытирает ладонью пот со лба. Он будто плавится, расплющивается под прессом. Дал бы кто-нибудь ему воды, что ли.
– Слишком много, – бормочет он устало. – Слишком много рассказывать. Слишком много объяснять. – Он качает головой. – Мне жаль, я…
– Уж вы постарайтесь. – Глаза Адама мечут молнии. – Вы заявляете, что наши отношения были ложью? Все ее слова… Все ее чувства были ложью?
– Нет, – быстро возражает Делалье, пот с лица он стирает уже рукавом. – Нет. Насколько я понимаю, ее чувства к тебе были настоящими, как и все остальное. Ты вошел в ее жизнь в очень трудный для нее период, и твоя доброта и привязанность многое для нее значили. – Он вздыхает. – Я лишь хотел сказать: то, что оба сына Париса влюбились в одну и ту же девушку, не является случайностью. Шутка в духе Париса. Ему нравилось взламывать устройства, чтобы понять, как они работают. Он любил эксперименты. Парис намеренно натравил вас с Уорнером друг на друга.
