В 1974 году, всего через шесть лет после прибытия в Лас-Вегас, Фрэнку Розенталю удалось получить от города именно то, чего он хотел – новую жизнь. Он управлял четырьмя казино Вегаса. Женился на сногсшибательной бывшей танцовщице Джери Макги. Вместе с двумя детьми они поселились в доме за миллион долларов с видом на четырнадцатую лунку на поле для гольфа загородного клуба Лас-Вегаса. У них был личный бассейн и горничная. Шкаф в спальне насчитывал порядка двух сотен шелковых, хлопковых и льняных брюк – в основном пастельных тонов – которые специально шили портные, выписанные из Беверли-Хиллз и Чикаго. Он был главным в «Стардасте», и очень скоро весь штат Невада знал о его репутации успешного менеджера-новатора. Он относил себя к элитной группе импресарио казино, распорядителей пенсионного фонда профсоюзов, инвестиционных банкиров и политиков Невады, которые собирались превратить Лас-Вегас из города с ковбойскими и гангстерскими корнями в парк развлечений для взрослых с оборотом 30 миллиардов в год, которым он в итоге и стал. Все должно было сложиться идеально.
Но десятью годами позже Фрэнк Розенталь попал под следствие как человек синдиката и подозреваемый в организации многомиллионной схемы вывода неучтенных денег. Его лишили лицензии на управление казино, и он стал ведущим комедийного ток-шоу, которое скромно назвал «Шоу Фрэнка Розенталя». Его подозревали в преступном сговоре с Энтони «Муравьем Тони» Спилотро – его другом детства, – который, по словам ФБР, был главной физической силой мафии в городе и гангстером, которому приписывали как минимум дюжину убийств. На момент покушения на Левшу Спилотро вместе с остальными восемью членами своей банды обвинялся в вымогательстве, ростовщичестве и сбыте краденого через свой ювелирный магазин на Лас-Вегас-Стрип
[4]. Он также был главным подозреваемым в покушении на убийство Левши, и на то у него имелся мотив – роман с женой Розенталя. Ну, может, и не роман – лишь малая часть происходящего в Вегасе имела хоть какое-то отношение к любви, – но интрижка была, и агенты ФБР, которым был дан приказ следить за Спилотро, узнали о ней и сделали достоянием общественности.
Как же всего за пару лет ситуация могла так измениться? Этим вопросом задавался не только Левша, но и боссы синдиката, которые поставили его спокойно управлять казино. Но Левша поверг все в хаос. Вместо того чтобы проложить тихую тропу в новый Лас-Вегас, Левша и его дружок Спилотро устроили такой бардак и спровоцировали столько проверок, что их семидесятилетние боссы из Чикаго, Канзас-Сити и Милуоки не смогли незаметно уйти на покой с миллионами насиженных и ворованных денег – после всех событий они рисковали провести остаток жизни в тюрьме.
Никто не ожидал такого конца. Как же все удачно складывалось! Все было на своих местах. Это было даже лучше ставки один к одному. Это было беспроигрышное пари. И вот, восемь лет спустя вся затея взлетела на воздух на парковке у Ист-Сахара-авеню.
Часть I
Ставка на проходную линию
1
Парни думали, что я Мессия
Левша Розенталь не верил в удачу. Он верил в шансы. В числа. В вероятности. В математику. В статистику спортивных команд, которую он выписывал на карточки и анализировал. Он верил, что игры договорные, а арбитров и судей можно купить. Он знал баскетболистов, тренировавшихся каждый день часами бросать мяч мимо корзины, и знал игроков, которые ставили на средние значения в диапазоне исходов, получая десятипроцентную прибыль. Он верил, что одни спортсмены изображают ленивых, а другие больных. Верил в существование череды побед и череды поражений; верил в ставки на разницу в счете, в безлимитные ставки и в карточных мастеров, которые были настолько хороши в своем деле, что могли раздать карты, не надорвав целлофан на упаковке. Короче говоря, когда речь заходила об азартных играх, Левша верил во все, кроме удачи. Удача была потенциальным врагом. Искусительницей, отвлекающей от фактов своим развратным шепотом. Левша рано смекнул, что если он хочет отточить мастерство и стать профессиональным игроком, то ему нужно исключить из процесса даже малейшую мысль об удаче.
Фрэнк «Левша» Розенталь родился 12 июня 1929 года, всего за несколько месяцев до биржевого краха. Он вырос на западной стороне Чикаго, в старомодном криминальном районе, где букмекерские конторы, продажные копы, нечистые на руку члены городского управления и заткнутые рты были нормой жизни.
«Мой отец был промышленным оптовиком, – говорил Розенталь. – Управленец. Дружил с цифрами. Умный. Успешный. Мать была домохозяйкой. Я рос, читая программы скачек. От корки до корки. Все, что было в программе, я знал наизусть. Я читал ее прямо в классе. Я был высоким, худым, застенчивым пареньком. Замкнутый ребенок ростом метр восемьдесят. Я был одиночкой, а лошадиные бега были моей страстью.
У отца были свои лошади, и почти все время я торчал с ним на ипподроме. Я жил на ипподроме. Работал на конюшне. Был конюхом. Болтался вокруг трека. Убирал навоз. Я приезжал туда к половине пятого утра. Я стал частью конюшни. Я начал появляться там в возрасте тринадцати-четырнадцати лет. Я был сыном хозяина. Никто меня не доставал.
Дома я стал чувствовать напряжение, когда начал делать ставки на спорт. Мать знала, чем я занят, и не одобряла этого, но я был упрямым. Никого не слушал. Мне нравилось изучать расписание, сведения о жокеях, стартовые позиции. Ночью в своей комнате я переписывал эту информацию на регистрационные карточки.
Как-то раз я прогулял школу, чтобы двинуть на трек. Взял с собой пару дружков. Смышленые ребята. Мы остались на восемь заездов, и я выбил семь побед. Парни думали, что я Мессия. Отец, заметив меня, отвернулся. Он со мной не разговаривал. Он был в бешенстве от того, что я не пошел в школу. Придя домой, я не сказал ему ни слова. Это не обсуждалось. О выигрыше я тоже не говорил. На следующий день я снова прогулял занятия, вернулся на ипподром и проиграл все.
Но по-настоящему играть я научился на стадионах “Ригли Филд” и“ Комиски Парк”. На каждой игре собиралось сотни по две ребят, которые ставили на все подряд. На каждую подачу. На каждый удар. У всего была цена. Там были парни, которые просто выкрикивали числа. Это было шикарно. Это было казино под открытым небом. Игра не прекращалась.
Если у тебя был талант, ты был немного эгоистичен и знал, во что играешь, то тебе хотелось с ними посоревноваться. У тебя есть немного денег, и ты готов сражаться против всего мира. Там был тип по имени Стейси; ему было за пятьдесят, а карманы его были забиты наличными. Он принимал любые пари. “Эй, парень, забьют они в этом иннинге
[5] или как?” И вместо того, чтобы спасовать, в тебе просыпалась гордость. Ты делал ставку и платил цену. Стейси всегда удавалось развести тебя.
