— Не волнуйся, — верно оценил мои взгляды на фиал и шкуру Гунир. — Добыча богатая. Это же Синий Орун?
— Ага. Я и не волнуюсь, — пожал плечами и уточнил. — Беспокоюсь.
— Потому-то все эти разговоры о заработках ватажников — больше байки. Слишком много тратить приходится. Зарабатываем поболя городских, но живём не сильно богаче.
Гунир помолчал и добавил:
— Вот гляди, даже на Возвышение для меня батя откладывал понемногу. Хотя в месяц, бывает, имеет по две тыщи монет. Этак кто со стороны подумает, прикинет — пять кровавиков в месяц! Да за год можно сына десять раз Воином сделать!
— Ага, потому и рвутся к вам в отряды, — раздался новый голос.
Это прохрипел с песка пришедший в себя Зимион. А у меня полегчало на сердце. Теперь точно всё обойдётся с этой вылазкой. Пусть и потратили всё до капли.
— Идти можешь? — я оглядел ватажника, примериваясь, как тащить их дальше.
— Могу конечно! Ещё и мешки возьму! — оскорбился Гунир. С моей помощью встал, скрипнув зубами, перевёл дух и, оглядев Зимиона сверху, уточнил:
— Так это я сам тебе и рассказывал. Столько лет всё на моих глазах: к концу года двое из десяти новичков остаются; пятеро после первого выхода уходят; остальные либо мрут, либо не выдерживают... Мрут чаще.
И земляк, лежащий на волокуше, и я, тащивший их, промолчали. Зимиону и так несладко, а я торопился к реке. И всё равно опоздали. Диркол уже стоял на берегу, встретив нас тяжёлым взглядом.
— Что, выкормыш, живой остался и радуешься? — Воин смотрел только на Гунира.
— Чего б не радоваться? — ватажник выпрямился, встречая взгляд, правда, перед этим бросил мешки, которые с трудом тащил. — Теперь можно и похвастаться добычей.
— С того, что за добычей ходят с верными ватажниками, что не мешаются под ногами! И возвращаются целыми!
— Я уверен в парнях, боевой дядя Диркол, — отвечая, Гунир набычился. — Они это сегодня доказали!
Воин плюнул и махнул рукой. И я промолчал. Хотя у меня было что сказать на эти слова. Кто молчать не стал, так это сам хозяин фермы на пристани.
— Грёбаные сектанты! Гунир, скажи мне, что они устроили засаду, и вы вляпались в неё случайно?
— Нет, — поклонился ватажник, — уважаемый дядя.
— Я вроде как и никто тебе, — толстяк начал тихо, но повышал голос с каждым словом, в итоге сорвавшись на крик. — Но если ты, сопляк, думаешь, будто твой отец спустит мне твою смерть, то ты неправ. На кой ты попёрся так глубоко? О чём мы говорили с тобой?! Договорённость была на три часа ходу!
— Мы ещё даже не вышли за этот предел! — возмутился Гунир.
А я постарался скрыть улыбку. Да, успели углубиться в лес всего на два часа хода — строго по договорённости. Но... Бегом по знакомой тропе.
— Я не желаю, — Плав махнул рукой, будто рубанул мечом, — чтобы ты убился у меня на контракте!
— Неужто запретите выходить в лес? — приятель сжал кулаки. — Что ж я за ватажник тогда?
— Запрещу? — напоказ удивился толстяк. — С чего бы? Потребую работать строго по контракту — берег и всё.
— Уважаемый Плав!
Гунир шипел. Мне уже стало не смешно, да и на пристани все, побросав дела, притихли, наблюдая за происходящим.
— Я ведь не вечно буду сопляком, которому можно заткнуть рот, и от ватажничества не откажусь, — парень хохотнул. — А там, глядишь, через пяток лет к кому вы приедете договариваться о чистке берега?
— Да уж тебя заткнёшь, — Плав покачал головой, фыркнул и снова махнул рукой, но уже простым житейским жестом. — Не будем об этом.
Помолчав, Гунир выдавил:
— Спасибо, уважаемый дядя.
— Не стоит. Мы с Дирколом даже не будем ничего рассказывать отцу. Это и само вылезет, а вот тогда будь уверен, — улыбке толстяка мог бы позавидовать и мад, — байку мы выдадим что надо. Мне особенно нравится та часть, где ты полз из леса, волоча свои кишки, и кричал о помощи.
Плав продолжил, не обращая внимания на перекошенного Гунира и разглядывая сложенные на краю настила шкуру и мясо:
— Обычно потому и ходит в отряде не меньше пяти-шести человек, чтобы, когда какая-нибудь уродливая тварь использует технику, удар энергии Неба разделился на всех. Повезло вам, что он был молодым и слабым, ни шиша ещё не умел. Да и вообще повезло. Небо всё же присматривает за вами.
Я совсем так не думал, но спросил о другом. О том, что было мне действительно интересно.
— Уважаемый, так действовала сила Неба, а не сам ор?
— Верно. Крик лишь донёс её к вам. Есть даже в городе схожие техники. У Оруна чем меньше людей слышит такой крик, тем сильнее действие. Хорошо, что у него не хватило сил на троих.
Я снова предпочёл промолчать, да ещё заметил быстрый, предупреждающий взгляд Гунира. Пришлось подождать, пока Плав, что-то обдумав и прикинув, не заплатил нам за сегодня. Причем сразу и столько, сколько мы зараз и не зарабатывали. Двести десять монет. Вот только... Три истраченных малых набора зелий, да ещё орденское Заживление Ран. Выходит, Гунир прав: не так уж много мы и заработали. Только уложив Зимиона на лежак, я обернулся к ватажнику.
— Чего ты?
— Меньше знает дядя, — скривился приятель, — крепче спит отец.
— Уважаемый дядя, — я уточнил, — всё же он тебе не родственник.
— Кончай поддевать, — махнул рукой Гунир. — А то сам узнаешь, каково это, когда из тебя нутро тянут вопросами. Хошь отвечать, почему на тебя второй раз крик не подействовал? Это-то я ещё видал.
— Спрашивай. — я пожал плечами. — Сам не знаю.
— Кому интересен такой лепет? — отмахнулся ватажник, не поверив. — Этак только хуже сделаешь. Так ещё больше вопросов. Взвоешь, обещаю.
— Ладно, — я засмеялся. — Понял. Не буду поддевать. Какие планы?
— А какие они могут быть? Щас будем изображать Диркола.
— Это как?
— Отходить от ран на лёгких работах, — скривился Гунир и тяжело вздохнул. — Будем опять ходить до зарубок и мелочь тропить. Месяц, пока Зимион в силу не войдёт. Иначе никак. Зелье Огня Жизни стоит десятку крови.
Я ошеломлённо присвистнул. Вот это цена. Это кто же себе может позволить такие лекарства? Тут сотню зелени на Выносливость выделить не получается.
— Да-да, — хмыкнул ватажник и вздохнул. — Малый набор попрошу на всякий у Плава, пока в город не сходим. Плохо жить ватажнику без запасу.
Пока бегал на кухню за нашей порцией еды, а затем помогал устроить Зимиона, я мялся, обдумывая, как подойти к вопросу. Но решил ничего не скрывать, сказать прямо.
— Гунир.
— Чего ты там надумал? — внимательно оглядел меня приятель.
— Заметно? — я поморщился.
