— Такое дорогое начертание...
Договорить собеседник мне не дал, принявшись тараторить:
— Не сомневайтесь, репутация нашей семьи незыблема.
В этом месте я недоверчиво сморщился. О чём он говорит, когда даже простой писарь Дарит с усмешкой отзывался об их жизни в городе? А лавочник всё расхваливал товар, видно боясь потерять покупателя:
— В дело пойдут лучшие вытяжки из желчи, крови и костного мозга зверей...
Мне надоело, и теперь я оборвал его:
— Я сомневаюсь лишь в том, что столь дорогое и сложное начертание возможно завершить за один день.
— Ну что вы, уважаемый покупатель. Наша семья не даёт пустых обещаний. Уважаемый мастер лично возьмётся за работу и добавит свою кровь, чтобы связать воедино силу всех компонентов и заставить их следовать рецепту и его воле. Обычно начертание держится пока жив мастер, что его нанёс. Но, — начертатель сделал паузу, наклонился ко мне через прилавок и понизил голос, едва не шепча. — Господин так молод, у него впереди многие годы славы и приключений на благо Ордена. Не желает ли он создать оружие, которое его потомки будут передавать из поколения в поколение?
— О чём вы?
— Наша семья ещё помнит много секретов третьего пояса и может сделать вечное начертание на вашем оружии. Оно и спустя сотню лет будет работать.
— Вечное? — я усмехнулся. — Даже Древние пали, так зачем нам беспокоиться о вечности? Не думаю, что тот, кто возьмёт этот Молот после меня, будет так же бездарен.
— Ах, среди тех, кто обделён талантом к высоким ремёслам, очень многие не могут освоить даже малый успех в познании, но я понимаю, молодой господин шутит, а старому начертателю остаётся лишь соглашаться с его волей.
Ко мне придвинули книгу, в которой я и искал прошлый раз нужное начертание. Она уже заботливо раскрыта на моём рецепте. Недёшево. Впрочем, я не забыл цену с прошлого раза. На столешницу лёг мешочек с заранее приготовленной суммой.
— Здесь всё. И я хотел бы присутствовать при работе.
— Разумеется!
Лавочник согнулся в поклоне. Но пересчитал монеты перед тем, как пригласить следовать за ним и провести во внутреннюю часть поместья мимо охранников. Не сказал бы, что она сильно отличалась от внешней. Те же дорожки и стоящие столбы фонарей. Разве что добрый десяток зданий и количество украшений и трепещущих на ветру лент добавилось, да и охрана оказалась слабее, чем я себе надумал. Или я привык к сильным ватажникам вокруг?
Меня привели в просторный внутренний двор одного из зданий со знакомой планировкой и оставили одного в ожидании. Стены квадратом, с внутренней стороны широкая крытая галерея, опоясывающая крохотный сад. Сердцем его был огромный камень, покрытый зелёным мхом. От него разбегалась густая зелень травы. Несколько небольших деревьев, в кажущемся беспорядке разбросанных тут и там. Но я не сомневался, что здесь продумана каждая мелочь.
Возле одного из деревьев стоял парень-садовник и крепил странную подвеску. Десяток металлических трубочек на подвесах, которые при каждом его движении издавали мелодичный звон. Парень закончил вязать узлы на ленте, отступил на шаг, но украшение продолжало и без его неловких движений раскачиваться на едва ощутимом ветру. По двору плыл звенящий перелив приятных звуков. Садовник улыбнулся и неспешно наклонившись, взял из корзины ещё одну подвеску. Сам он — Закалка, но я всмотрелся в контракты над головой и замер в удивлении, позабыв обо всём.
Печати были полноценными Указами и светили многоцветьем точь-в-точь как у Виликор. Или Мириота. Таких печатей просто не могло быть у простого садовника. А значит «садовник» — не больше, чем моя выдумка, а передо мной тот, кто родился в Третьем поясе, как и моя бывшая старшая. Не слуга, а один из семьи Тразадо и более важный, чем начертатель-лавочник. Судя по возрасту и возвышению, тот самый брат Виликор, что пострадал от неуёмной жажды силы своего отца. Во всяком случае Дарит никогда не говорил, что у девушки есть ещё братья.
От размышлений меня отвлекли шаги. Неторопливые и тяжёлые, они заранее обозначили приход обещанного мне мастера. Я обернулся и снова оказался поражён. Ожидал встретить простого ремесленника семьи, лишь более умелого, но по увиденному — это сам отец девушки. Мастер семьи. По силе он ничуть не слабее старика Кадора. А от Указов и вовсе рябит в глазах. Их несколько десятков: двух, трёхцветных; ярко горящих и тусклых, в таких я даже замечаю мелькание знакомых символов. Сам он выглядит младше, чем ожидаешь от отца парня, находящегося за моей спиной. Покрытая вышивкой рубаха, широкие штаны, заправленные в высокие сапоги с чуть загнутыми носами, сверху, на плечи накинута короткая шёлковая безрукавка с золотыми узорами на полах. Гордо поднятый подбородок и давящий взгляд. Я не стал обижать хозяина, хотя не испытывал к нему особого уважения, отставив к перилам оружие, низко склонился, прикладывая кулак к ладони:
— Младший приветствует уважаемого мастера.
— Добро пожаловать в мой дом.
Повисло молчание, которое заставило мне нервничать, не понимая происходящего, я сдался первый и заметил:
— Не ожидал, что мой заказ удостоится такой чести, как личная работа главы семьи. Моя благодарность не знает границ, мастер Тразадо.
Вернее, моё удивление, но знать об этом ему совершенно ненужно. Мужчина холодно бросил мне за спину короткий приказ:
— Ты здесь лишний, оставь нас.
— Слушаюсь, отец.
По голосу совсем непохож на Виликор, в нём нет холодности и скрытого вызова, лишь покорность. Или я думаю о глупостях?
— Простите этого невежливого гостя, — я развернулся, разыгрывая удивление, да и натянутая на лицо маска уважения заставляла меня делать это. Склонился в лёгком поклоне, не сводя с парня глаз. — Приветствую молодого мастера. Я не хотел оскорбить вас своим неуважением — мне не сообщили кого я вижу перед собой.
Щека брата Виликор дёрнулась, но он поднял перед собой руки, вежливо приветствуя меня и лишь затем ответил:
— Уважаемый гость слишком вежлив.
А вот холодный голос оборвавший его очень напомнил мне бывшую старшую:
— Покинь нас.
— Слушаюсь, отец. Я покину вас, уважаемый гость.
Парень поклонился, то ли мне, то ли отцу и стремительно ушёл на другую сторону двора, а я обернулся к мастеру:
— Прошу простить меня за то, что трачу ваше время.
Подбородок его дрогнул, скорее обозначая, что он склонил голову, чем хоть на волос сгибая его спину.
— Выбранный рецепт редкий и его знаю только я... Но это не означает, что клиент не сможет его получить. Особенно такой клиент.
— В этом у меня не было никаких сомнений, — я не поленился согнуться в поклоне, пряча непонимание. — Я верю, что репутация Тразадо безупречна.
Отец Виликор оставил мои слова без ответа, лишь пригласил следовать за ним к столу, что стоял на боковой галерее в десятке шагов. Я во все глаза наблюдал за происходящим, помня слова девушки о моём возможном таланте к начертанию. Но она всё же ошибалась в этом. Её отец стремительными, ловкими движениями смешивал в чаше содержимое десятка крохотных непрозрачных фиалов. На правой стороне стола стояла массивная подставка под них. Несколько сотен пузырьков в пазах полок во всю ширину стола и в семь ярусов.
