Указы над очередным десятком орденцев стали моими, а я почувствовал лёгкую усталость. Плохо. Впереди ещё самое трудное. Но лучше, чем я себе представлял, начиная это дело. Жаль, что я знаю лишь один способ восстановить дух. Здесь я поправил себя. Два. Можно вернуть свой дух из Указов или просто поспать. Если бы можно было вытягивать чужой дух, то для меня сегодня не нашлось бы преград. Но думаю, под Небом и нет таких невообразимых умений. У всего есть начало, конец и ограничения. У всего, кроме Неба, наверное.
Повернув голову к Хтирою, я негромко приказал:
– Стул мне.
Тому же хватило одного резкого взмаха рукой, и тут же стоявший за его плечом служитель сорвался с места. Не прошло и тридцати вдохов, как я опустился на стул с высокой спинкой, а надо мной растянули полог, прикрывая от солнца. Так вот как живут высокие ранги Ордена? С улыбкой, невидимой под маской, я прикрыл глаза, погружаясь в созерцание своего леса из жетона. Надо мной воздвиглись деревья и облака, под ногами лежал надёжный камень кряжа. Некоторое время я вслушивался в свист ветра в ветвях, а затем согласно кивнул. Да, Клатир прав. Этому спокойствию не хватает музыки. Чего-то, что будет дополнять этот лес, это небо и этот ветер.
В бытность ватажников, во время выходов из леса я дважды попадал на какие-то празднества в городе. Праздник Высокого солнца и ещё чего-то. Даже название не запомнил. Но зато помню, что оба раза на улицах играли музыканты. Да и на рынке всегда находилась пара человек, что зарабатывали музыкой. Если бы я ещё внимательнее к ним приглядывался и прислушивался… Там точно были доски с натянутыми струнами…
В голове сам собой возник звук, но он оказался совсем непохож на те струны. Нет. Само собой пришло воспоминание о незамысловатой, заунывной мелодии, которую пастух Катил играл по вечерам у дома в деревне Нулевого. Простые звуки самодельной тростниковой дудки вплелись в свист ветра и шум качающихся деревьев. Красиво. Неожиданно всё очарование окружавшего меня леса разрушил грубый окрик:
– Что здесь происходит? Кто отдал приказ ударить в гонг? Ты?!
Как же несвоевременно.
С раздражением я открыл глаза. Кто появился? Фарос? Дормат?
Выстроенные рядами послушники и служители расступались перед кричавшим, позволив мне увидеть его. Старик в золотых одеждах. Значит, это комтур Дормат. Десятая звезда. Стихия Земля. Начинал Возвышение ещё при прежних правителях Гряды, в семье Тарсил. Перешёл на сторону Ордена после исчезновения Указов. Отвечает за Академию и Школу. Вернее, теперь за Академию и три Школы. Человек, что позволял из раза в раз окутывать учителя Кадора новыми Указами, тот, кто закрывал глаза на качество обучения в Школе, воровство возвышалок и подтасовки на экзаменах. Мне совсем его не жаль. И всё же убивать его своими руками я не буду. Хотя могу.
Он, равный по звёздам уже погибшим старейшинам и более сильный чем я, странно ощущался мной. Глубокое озеро, видимое до самого дна. Как это можно объяснить? Тем, что я Мастер, а он нет? Не может быть. В бою на болоте я уже был Мастером, но ни один из моих противников так не ощущался, даже слабейший из них – Пратий. Можно ли это считать, как видение того, что противник близок к Небу, открыл все узлы, знает множество техник, но… не умеет применять их в бою? Впервые вижу подобное. Главный учитель Школ и Академии, что не может обучить сражению.
Дождавшись, когда Дормат приблизится, я последовал роли, которую сам для себя определил. Поднялся и приветствовал его лёгким поклоном:
– Уважаемый, прошу простить моё самоуправство. Но дело не терпит отлагательства, да и должно вестись тем, кто может сражаться.
Дормат прищурился, хмуря густые брови, провёл рукой по короткой бородке, скреплённой на конце круглой заколкой:
– На что ты намекаешь, младший? Именуй меня как положено и сними маску, я не узнаю твой голос.
– Простите уважаемый, – и не подумал я называть Дормата старшим, – но всё, что вам нужно знать: моё имя Ирам, я личный ученик старейшины Цориута и сегодня буду его голосом.
– С каких пор личные ученики взяли себе столько власти? – Дормат презрительно ухмыльнулся, снова огладил бороду и рявкнул: – Сними маску, попечитель! Это приказ твоего комтура!
Может ли Дормат быть тем человеком, который подсказал семье Раут, что именно нужно шепнуть Киртано, куда направить их? Тем самым, что «случайно» проговорился Пратию о каком-то сокровище, которое вынесут из Миражного Волки?
Не знаю. Не уверен. Указы над Дорматом настоящие и спокойны. Его клятвы в верности Ордену целы.
Я медленно поднял руку к лицу, коснулся раскрашенного в гримасу печали дерева и покачал головой:
– Надо мной нет власти кроме Магистра. И не тебе отдавать мне приказы.
– Ты кто такой? – Дормат вперился в меня взглядом, оглядел тщательно затянутый халат, рукоять цзяня на поясе, раненую руку. Жёстко приказал. – Хтирой! Схватить этого человека!
Я не стал медлить и мига. Вскинул руку:
– Стоять всем! Именем Магистра!
Конечно, Хтирой и не смог бы выполнить приказ комтура, но к чему ему знать, что его верность уже принадлежит другому? Или зачем простым послушникам, что дёрнулись было от приказа, сомневаться в происходящем? Я бы мог даже стереть Указы Дормата, обратить его верность на себя. Времени на это у меня было достаточно. Но… Зачем? Если он не умеет сражаться мечом, значит его оружием все эти годы было слово. Идя сюда, я боялся споров с ним, но стоило увидеть, как по одному моему крику замерли все Воины вокруг, как страх ушёл. Старик, всё твоё умение болтать сейчас бесполезно. Что толку в знании что и кому шепнуть, когда ни один человек вокруг не будет тебя слушать? Здесь и сейчас, люди, привыкшие к жёсткому порядку Ордена, видят, чьё слово Указы оценивают выше. Моё.
Оглянувшись, поправил себя. Нет. Люди, готовые выполнить приказ своего комтура, а не странного чужого попечителя, здесь ещё есть. Но скоро их не останется. Да мне даже не понадобится менять им Указы. Хватит и тех людей, что уже верны мне. Как поведут себя остальные, видя, что большинство выполняет мои приказы? Что они будут говорить себе, чтобы успокоить бьющиеся над головами Указы? Поглядим. Даже жаль, что на мне маска. Что бы сделал Дормат, если бы увидел не улыбку, а настоящий волчий оскал на моём лице?
Побежал бы прочь этот старик, привыкший к власти и силе, к подчинению и уважению? Вряд ли. Тем хуже для него. Я по-прежнему помню, как ночью пытался повеситься Азо, слабейший из учеников моего класса. И по-прежнему не верю, что он получил возвышалку. Кто-то же должен за это ответить? Почему не главный учитель Ордена?
Дормат тоже озирался и видел то же самое, что и я: спокойно стоящих стражей, замерших в недоумении послушников и служителей, которых ещё недавно вызвали на площадь. Беспокойно переглядывающихся нескольких попечителей. Налившись кровью, он рявкнул:
