Мы собрались на мостках в пятницу в девять утра. Томас и Рогер опоздали минут на пятнадцать. Они пришли, волоча на себе большую сумку, палатку и четыре ящика крепкого пива. Мы забрались на яхту. Рогер был большой и молчаливый, отвечал только на прямое обращение, но казался добрым великаном. Большим и глупым. Он все время держался рядом с Томасом, словно охранял его.
Рогер протянул Себастиану банку пива, тот открыл ее и отпил немного. Раньше Себастиан никогда не пил в моем присутствии, но мне не хотелось ставить его в неудобное положение при друзьях, и я промолчала. Села на нос яхты, подтянула коленки к груди и смотрела на море, пока мы отчаливали.
Поднять глаза на Томаса я не решалась. Постоянно ощущала на себе его взгляд, но пыталась напустить на себя независимый вид. В нем чувствовалось что-то изысканное. Казалось, он скорее житель большого города. Может быть, потому, что родители у него были богачи — по меркам Фьельбаки, — и его мама уделяла много внимания одежде сына и тратила на нее большие деньги. Сегодня Томас красовался в бежевых шортах и белой пикейной футболке. Он сидел рядом со мной — очень красивый, я таких и не видела.
— Хочешь? — спросил Томас, протягивая мне банку пива.
— А нам хватит на всех? — спросил Себастиан.
Если в последнее время он был со мной добрее, чем обычно, это еще не означало, что он добрый. Теперь брат стоял с сигаретой в руке. Непривычно было видеть, как он курит.
— Ясное дело, Матильде тоже надо выпить пива, — ответил Томас. — У нас его с собой прорва.
Я взяла у него из рук банку. Улыбнулась. Но по-прежнему не решалась встречаться с ним глазами. Может быть, я встречу парня, похожего на Томаса, когда переберусь в город…
Я копила деньги, подрабатывая в кондитерской. Откладывала каждую заработанную крону, чтобы вырваться из Фьельбаки.
Пиво оказалось горькое, и я изо всех сил постаралась не скривиться. Но когда заставила себя выпить полбанки, по телу растеклось приятное тепло, и я начала расслабляться. Чем больше я пила, тем вкуснее мне казался тепловатый напиток.
— Кстати, спасибо за помощь, — проговорила я внезапно. Откуда-то взялась смелость, и я посмотрела Томасу прямо в глаза.
— Спасибо за что? — спросил он с интересом.
— Ты помог мне на прошлой неделе, когда я уронила учебники.
— Да ну, какая мелочь… Это ведь тот ублюдок Стефан подставил тебе подножку, да?
Я кивнула, и Томас протянул мне новое пиво.
— Не обращай внимания на этих уродов, — сказал он, а в глазах у него отражался блеск волн.
Меня удивило, что Себастиан не встрял с каким-нибудь насмешливым комментарием, но когда я обернулась к нему, он сидел, закрыв глаза, в кабине. Похоже, заснул. Внезапно я смутилась. Томас не сводил с меня глаз.
В груди затеплилась надежда…
___
Черный «Мерседес» затормозил на углу Йётгатан, Фэй расплатилась и вылезла.
Светило солнце, отчего крыши Сёдермальма и округлый силуэт «Глобен-арены» вдалеке красиво поблескивали. По небу, словно сигаретный дым, проносились тонкие маленькие облачка. Горестно ныла электрогитара уличного музыканта.
Пробравшись сквозь толпу, Фэй отыскала кафе под названием «Мюгген». Стоя чуть в стороне, она попыталась заглянуть в полутемные помещения. Обстановка состояла из просиженных диванов и кресел, обитых разными тканями разнообразных цветов. На стенах висели старые картины в золотых рамах, не объединенные никакой общей концепцией.
Уже собираясь пересечь улицу, Фэй заметила внутри знакомое лицо. Но это была не Ильва, а следователь Ивонна Ингварссон. Сердце забилось в два раза быстрее, когда она обнаружила, что следователь беседует с Ильвой.
Фэй быстро переместилась в душное кафе «7-11» и села на барный стул, не сводя глаз с двери «Мюгген».
Что тут вынюхивает Ивонна? Это все начинает действовать ей на нервы. Хотя Ильва и отняла у нее Яка, Фэй отвоевала его обратно. Тайно сняла на видео, как они занимаются любовью, и послала запись Ильве. А потом раздавила и Яка, и Ильву. Той неизвестно ничего такого, что могло бы навредить Фэй, но ее ненависть — фактор риска. Исключительно важно переманить ее на свою сторону…
Через пять минут Ивонна вышла из кафе. Фэй спряталась за полкой внутри кафе-магазина, а потом пересекла улицу и потянула на себя дверь «Мюгген».
Ильва стояла за громоздким старинным кассовым аппаратом, который явно красовался там исключительно для антуража — небольшая табличка извещала, что кафе не принимает наличные. Волосы у нее были схвачены в простой хвостик, черная облегающая футболка обтягивала грудь. Перед Фэй стояли два человека; Ильва обслужила их быстро и четко. Наконец настал черед Фэй. Увидев ее, Ильва охнула.
— Пожалуйста, кофе и бутерброд с сыром и ветчиной.
Ильва кивнула и сделала то, что заказала Фэй.
— Это будет… — Она кашлянула. — Восемьдесят восемь крон.
Фэй приложила к считывателю свою карту «Центурион»
[16].
— Я знала, что рано или поздно ты появишься.
— У нас с тобой есть общая проблема, — ответила Фэй.
Ильва кивнула, но тут же перевела взгляд на посетителей, стоявших позади Фэй.
— Я должна принять заказы. Присядь, я подойду, когда образуется окно.
Фэй кивнула в ответ, взяла свой кофе с бутербродом и села за столик у окна. Достала телефон. Сообщение от Давида. Каждый раз, когда она видела его имя на дисплее, сердце подпрыгивало в груди.
С улыбкой на губах она открыла сообщение и прочла:
Не смог удержаться, когда увидел это. Настолько в твоем духе… Понадеялся, что тебе понравится.
Фэй открыла приложенный снимок и охнула. Давид купил ей художественную фотографию, которую она обожала больше всего на свете: портрет Фэй Данауэй
[17] у бассейна в отеле «Беверли Хиллз», снятый Терри О’Нилом на следующее утро после того, как она получила своего «Оскара». Как он догадался? Откуда так хорошо ее знает, хотя они так недавно знакомы? Фэй невольно широко улыбнулась.
Отложив телефон, она взяла салфетку и начала писать на ней чернильной ручкой. Затем достала из сумки ноутбук, положила поверх салфетки и залезла в почту. А затем, не поднимая головы, читала письма, пока на стул напротив нее не присела Ильва. Та стряхнула с футболки крошки, расправила ее, избегая смотреть в глаза собеседнице.
— Як связывался с тобой? — спросила Фэй.
Ильва замотала головой.
