Он сокрушенно улыбнулся.
— После нашего ужина в Дип-Коув. После того, как ты сказала, что Стерлинг — это твой отец. Признаться, я кое-что посмотрел по этому поводу.
— Да, — тихо сказала я. — И мне ненавистно, когда все лицемерно советуют признаваться в своих психических расстройствах, чтобы избавиться от клейма жертвы, но тем не менее всегда осуждают людей с психическими расстройствами. Люди шепчутся и сплетничают у тебя за спиной. Ты становишься посмешищем, или назойливой пьяницей, или наркотизированной психопаткой, которая не может спасти свою внешность или удержать мужа, которого нельзя винить в том, что он уходит от нее. Ты превращаешься во фрика, не способного пережить трагедию из-за побочного ущерба, который лишь усугубляет положение. Ты превращаешься в лакомую пищу для газетных заголовков. Гораздо легче заболеть пневмонией, получить инфаркт или сломать ногу. Такое состояние удобно для людей. Это они понимают, — я с силой втянула воздух в легкие. — Вот видишь? Нам нужно поговорить о психическом здоровье.
Он промолчал. Я смотрела на его профиль в ожидании вердикта.
— Теперь ты ненавидишь меня? — тихо спросила я.
— Иди сюда, Эль.
Он обвил меня руками и обнял. Просто обнял. Наши разгоряченные тела были липкими от пота и лосьона от загара. Но его запах и массивность его тела были утешительными для меня. Он погладил мои волосы и поцеловал меня в губы.
— Я люблю тебя, Элли Тайлер, — прошептал он. — Я чертовски люблю тебя, и мне жаль, что тебе пришлось пройти через это. Ты хороший человек. Дорогой, удивительный, чуткий и творческий человек. И это не должно было случиться с тобой, и я ума не приложу, как отец Хлои мог бросить тебя после этого, после того, что вам пришлось вынести.
Я рыдала, пока он обнимал меня, мое тело сотрясалось в крупных, резких, припадочных конвульсиях. Я позволила этому случиться. Это было подобно кровопусканию, очищению, выпуску чудовищного пара, накопившегося в моей душе. Рассказать обо всем Мартину и чувствовать, что он по-прежнему обнимает меня — это было лучше любой терапии. Никакая терапия не могла бы сравниться с этим. Я как будто вернулась домой. Вместе с ним я находилась в безопасности. Он понимал и принимал это.
— Поэтому ты не хотела плавать со мной? — спросил он, когда я наконец успокоилась.
Я кивнула.
— Но на самом деле речь идет о морском прибое, правда? О высокой воде, водоворотах и сильных течениях, о больших волнах, которые заставляют чувствовать себя беспомощной?
Я шмыгнула носом, высморкалась и снова кивнула.
— Значит, мы можем с этим справиться. Смотри. Эта лагуна окружена стеной песка и коралловым рифом. Здесь тихо, как в ванне. Никаких течений. Никаких акул. Она мелководная. На поверхности нет даже ряби от ветра. Думаю, если мы войдем вместе и тебе не станет плохо, это будет большим шагом вперед. Ты готова попробовать… вместе со мной?
Я закусила губу и кивнула. Время пришло — время вернуться в море. Пора сделать шаг. Мне хотелось победить ощущение беспомощности, заставить его уйти. Это будет первым шагом, и очень мощным, если я смогу.
Вместе с Мартином, державшим меня за руку, мы вошли в лагуну. Вода была теплой и шелковистой. Мы зашли по колено, потом по пояс. Да, он был прав: здесь не было волн или сильных течений. Мы покачивались и обнимались, — он голый, я в бикини. Он поцеловал меня, и я улыбнулась, потом рассмеялась. Он крепко обнял меня, потом развязал верх бикини и стянул трусики.
Мы занялись любовью на мелководье. В отместку за мои дурные воспоминания.
Потом мы поплавали, не выходя на глубину: я могла встать в любом месте, где хотела. Мои конечности расслабились, на душе полегчало. Это было чистым блаженством.
Мы вместе вышли из воды и рука об руку побежали к пляжным коврикам. Потом лежали на спине с переплетенными пальцами.
— Спасибо тебе, — прошептала я, глядя в немыслимо голубое небо. — За то, что выслушал меня, — я перекатилась на бок и провела пальцем по его животу в сторону пупка. — Думаю, я правда люблю тебя, Мартин Крессуэлл-Смит.
* * *
Позже в тот вечер, когда я сидела перед зеркалом и наводила красоту на вечер, Мартин принес мне бокал вина. Он поцеловал меня в лоб.
— Должно быть, это было ужасно, когда они нашли ее маленькое тело, разбитое о скалы и рифы. Полицейские допрашивали тебя так, словно ты была во всем виновата. Как будто ты умышленно отпустила ее. Мне так жаль, Элли.
Я похолодела.
Потом я смотрела, как он пошел в ванную и принял душ. Пальмовые вайи снаружи шелестели и лепетали над крышей нашего бунгало под порывами вечернего ветра.
— Разве я говорила, что полицейские допрашивали меня? — спросила я за ужином. Мне было известно, что это не попало в газеты, по взаимной договоренности с полицией. Они сдержали слово.
— Да, — он выглядел озадаченным.
Я впилась в него взглядом. Он даже не сморгнул.
— Я полагаю… Я… — Мой голос пресекся, и я потянулась за бокалом.
Выражение его лица перешло от озадаченности к озабоченности с такой скоростью, что я испытала мгновенную панику. Что это, мини-провал в памяти? Вот как это начинается. В глубине своей темноты я даже не помнила, как пырнула Дуга ножом, когда обнаружила его с той женщиной в ресторане. Но я точно знала, что сделала это, потому что это попало на запись камеры безопасности, и там было множество свидетелей, снимавших на мобильные телефоны.
— С тобой все в порядке, Эль?
— Да. Да, ничего особенного.
— Уверена?
— Да. Можешь передать соль?
В ту ночь я лежала без сна, пока жаркий ветер гнул пальмы на улице, а муслиновые занавески бились и трепетали на террасе. Где-то далеко гремел гром. Я вспоминала полицейский участок на Гавайях. Голос следователя: «Вы умышленно отпустили ее руку? Почему вы завели ее в воду?»
Я резко выпрямилась с сильно бьющимся сердцем и посмотрела на Мартина. Его лицо казалось голубоватым в лунном свете, падавшем через световой люк на крыше. Он спал и ровно, мерно дышал. Тревога холодной рукой стиснула мне горло.
«Я никогда бы не рассказала Мартину про копов… Неужели?…»
Раньше
Элли
Апрель, почти два года назад.
Ванкувер, Британская Колумбия
Мы с Даной сидели на диване в моей квартире, закинув ноги в носках на кофейный столик.
— Как в старые добрые времена, — сказала она, когда мы сдвинули бокалы. Она принесла закуски, мы сделали попкорн, а я обеспечила вино. Сейчас мы смотрели второсортный фильм ужасов. Дана стеснялась приглашать меня к себе; по ее собственному признанию, в ее квартире царил бардак, а у меня с балкона открывался потрясающий вид на город.
Я находилась дома уже больше трех недель, но все еще была не в своей тарелке после нашего путешествия; мне никак не удавалось одолеть нарушение суточного ритма, я испытывала трудности со сном, не могла как следует сосредоточиться на работе и вспоминать разные вещи. Я чувствовала себя немного помешанной. Мартин несколько раз приезжал ко мне и оставался на ночь, но потом вернулся в Торонто. Тем не менее он звонил каждый вечер и говорил, что беспокоится обо мне. Я страдала от его отсутствия, и мне не хватало приливов адреналина, которые я испытывала в его обществе. Глубоко внутри это было нечто большее: меня снедал неотступный страх, что между нами все кончено, что он получил свое, устал от меня и готов завести новый роман. Мой отец всегда так делал.
