Этого я тоже не знал, но предположил, что нечто похожее должно быть в Сан-Антонио. И уж наверняка в Нью-Йорке. А еще, возможно, в Калифорнии. Но пока что вокруг были только убогие дороги с разбитыми колеями да кое-где оазисы, зеленеющие за счет подземных ключей; еще я порой видел, как мимо скользят души мертвых, но они всегда были в поиске, всегда преследовали некую цель – кого-то или что-то, чего увидеть не могли.
* * *
Ты, Берк, возможно, помнишь, что, пока мы стояли в Форт Грин, через него прошли две армейские роты?
Так вот, первой, кавалерийской, ротой командовал капитан Ли Уолден. Он вел ее к Льяно Эстакадо, где ей предстояло быть наголову разбитой команчами. Джолли только глянул на него и сразу сказал: «Ну и клоун! Из-за него сегодня ночью у нас будут большие неприятности». С Джолли такое иногда бывало – он прямо-таки с точностью предсказывал человеческие беды. Так люди, страдающие ревматизмом, предсказывают дождь, потому что у них суставы начинают ныть. Ну и, конечно, стоило Уэйну и Уолдену отправиться на близлежащую ферму, чтобы поужинать «как цивилизованные люди», как остальные новоприбывшие собрались вокруг здоровенной бутыли с виски, которую Джеральд Шоу всегда возил с собой в чересседельной суме. Они еще до заката успели здорово набраться и с каждой минутой становились все веселее и громогласнее. Джолли, помнится, сидел перед нашей палаткой, усталый и раздраженный. У него целый день все шло наперекосяк: Сеид с самого утра кашлял, отплевываясь комьями пены, и раз в десять усилил свои нападки на других самцов, так что Джолли даже пришлось отстать от каравана и идти позади всех, чтобы удержать Сеида от потасовок. Один раз Джолли даже свалился с него и порвал узду. Теперь он занимался ее починкой, но сразу было видно, что внутри у него прямо-таки пожар бушует.
– Я же тебе говорил! – повторял он, слушая, как голоса выпивох становятся все громче и развязней. – Говорил!
Джордж прилег рядом с Джолли, скрываясь за одной из своих развернутых карт, и попытался его успокоить.
– Ничего же еще не случилось, – сказал он, даже не выглянув из своего «укрытия». – Подумаешь, расшумелись. Тебе что, хочется еще и к себе привлечь внимание этих головорезов?
Но особый прилив желчи вызывал у Джолли, разумеется, Шоу, который зачем-то начал слоняться вдоль изгороди верблюжьего загона вместе с толпой пьяных драгунов, чересчур расхрабрившихся от виски. Время от времени кто-то из этих тощих голубоглазых вояк залезал на ограду и пытался схватить ближайшего верблюда за морду. Давай поцелуемся, милашка, хором повторяли эти идиоты. Жаль, Берк, что ты никого из них не «поцеловал» так, как одного из тех старателей, которые на прошлой неделе все приставали к тебе. Черт бы побрал это дурачье! Впрочем, они оказались достаточно ловкими и, как ни странно, удержались на ограде, а не рухнули под плевками рассерженных верблюдов, зато потом они буквально на землю падали, оплакивая свою испорченную одежду, от которой теперь несло вашей потрясающей вонью, как из помойки.
– Ты пойми, – возмущался Джолли, – они ведь нас раззадорить пытаются. Не верблюдов.
До меня как-то не сразу дошло, что он сказал это Джорджу по-турецки. А когда я наконец это понял, то вдруг страшно обрадовался. Только никто на мое ликование и внимания не обратил. Джордж в мою сторону даже не повернулся и сказал Джолли:
– Да оставь ты их. Пусть развлекаются.
Но «оставить их» Джолли никак не мог.
– Эй, предупреждаю: лучше прекратите свои забавы! – крикнул он драгунам. – Верблюдов очень легко раздразнить, а это опасно!
Верблюды уже начали хрипло орать и озираться, и если никто из солдат до сих пор и не утонул в верблюжьих плевках, то уж глаза-то многим этой отвратительной пеной залепило изрядно.
А Шоу продолжал разглагольствовать:
– Я предвижу тот день, когда мы с помощью этих ужасающих тварей наконец-то полностью очистим здешние равнины от индейцев. А может, индейцы и сами разбегутся, почуяв их вонь – вон как она наших мулов бесит.
Говорить такое в присутствии Джолли уж точно не следовало.
– Вы бы лучше у своих мулов уму-разуму поучились, – презрительно бросил он. – Они достаточно мудры, чтобы бояться верблюдов.
На что, разумеется, сразу последовал ответ, что, дескать, один техасский мул стоит всех его верблюдов, вместе взятых. И в подтверждение своих слов Шоу рассказал, что собственными глазами видел, как мул лягнул человека с такой силой, что тот, отлетев, пробил своим телом каменную стену. Джолли в ответ намекнул – всего в нескольких словах, – что если Шоу рассчитывает победить врагов именно таким способом, то ничего удивительного, что его армии понадобились верблюды. Шоу, похоже, намека не понял, зато Мико заржал так, что даже икать начал. Да и на лице Лило появилась нервная улыбка. Если сначала это соревнование в остроумии и носило хоть какой-то оттенок доброжелательности, то теперь от нее не осталось и следа. Джордж попытался вмешаться и как-то закруглить этот «обмен любезностями».
– Мы же говорили всего лишь о мулах и верблюдах, – пробормотал он.
Но Джолли был совершенно уверен, что ничего подобного.
Половина драгунов, стоявших поодаль, были пьяны в стельку, но остальные после слов Джолли буквально взбеленились. Следующее, что я хорошо помню, это как Шоу вывел из стойла своего мула, а Джолли снял путы с ног стреноженного Сеида. Наш мексиканский проводник Сааведра, которому и мулы, и верблюды (как, впрочем, и их хозяева) были совершенно безразличны, принимал ставки.
К стыду своему признаюсь: как только я понял, что это не тебя, Берк, собираются принести в жертву этому идиотскому состязанию, я вполне спокойно и даже с любопытством стал наблюдать за происходящим. Правда, у Джорджа на лице было прямо-таки написано отвращение, и у меня возникла смутная догадка, что ничего хорошего из этого не выйдет. Вышло и впрямь черт знает что, да ты и сам это знаешь, ты же там был, да и раньше наверняка видел нечто подобное, проделав такой долгий путь вместе с Сеидом. Сеид был огромный, тяжелый и мощный, как паровоз. Да к тому же обладал на редкость злобным и вредным нравом. И гордый был невероятно – в точности как Джолли, который в угоду своей гордости мог любую жертву принести. Я часто потом тот вечер вспоминал, но особенно – то мгновение, когда лоб в лоб сошлись черный мул с бешеными, налитыми кровью глазами и Сеид с опущенной головой, похожей на стенобитное орудие, и комьями пены, повисшими на морде. У меня просто слов не хватает, чтобы описать то, что произошло почти сразу после этого, но ты, наверное, согласишься, если я просто скажу: Сеид сломал этого мула пополам.
После чего все мгновенно протрезвели. Ругань стихла, и все дружно принялись копать могилу, которая получилась какой-то чересчур мелкой.
– Я же говорил тебе, Джолли, оставь их в покое, – все повторял Джордж.
Мула мы успели похоронить еще до того, как вернулся Уэйн.
А за несколько часов до рассвета нас разбудил какой-то странный шум и заставил всех вылезти из палаток. Казалось, в лагерь проникла некая загадочная банши, но в прыгающем свете факелов были видны только серые лица невыспавшихся людей в разорванных ночных рубашках. Наконец нам удалось установить источник странных звуков: оказалось, что в загон забрался горный лев, пума. Теперь избитый, окровавленный, загнанный в угол зверь бешено отбивал удары мощных верблюжьих ног, яростно огрызался и рычал, пытаясь найти прореху в рядах обступивших его верблюдов. К тому времени, как кто-то принес ружье, он все же ухитрился просунуть плечи под ограду и удрать. Но еще долго было слышно, как этот бедолага с треском продирается сквозь колючие кусты.
