– Где Харлан воды набрал?
– В цистерне, наверное. А что, ты пить хочешь? Так входи, входи скорей!
Нора невольно снова нажала на ручку запертой двери.
– Дверь заперта.
– Ничего, шериф скоро вернется.
Армандо, озираясь, сидел на койке. Его мокрое лицо так и сияло.
– Ты, случайно, не слышал, кто на улице ночью шумел? Там, похоже, скандал был. Не слышал? – спросила Нора.
– Скандал?
– Никто не кричал, окна не бил?
– Нет, что-то я в последнее время такого не припомню. И сегодня тоже шума было не больше, чем обычно. – Он вытер руки о штаны. – Хотя, по-моему, прошлой ночью кто-то плакал.
– Плакал?
Он кивнул:
– Вскоре после того, как шериф меня забрал. И потом я все об этом думал… Да, точно! Шериф меня уже ночью забрал, а потом меня плач разбудил, и я увидел, что уже светает. Я сел, окликнул Харлана, и оказалось, что его нет. Похоже, именно так. Вроде бы я все правильно припомнил. Только вот куда Харлан-то подевался? – Нора терпеливо ждала, пока Армандо вспомнит. Но он снова помахал ей рукой, приглашая войти. – Да ты не думай, Нора, он скоро придет. Ты входи, входи, не стой на солнце. Лучше ты его здесь подожди. Ты же знаешь, я никогда не стану подслушивать, о чем вы с ним говорите.
Нора поставила кресло-качалку обратно в угол, отошла от окна и долго стояла на широком деревянном настиле перед входом в полицейский участок, глядя то в один, то в другой конец улицы.
* * *
Что происходит, мама?
Не знаю, милая.
Где Роб и Долан?
Не знаю. Правда, не знаю.
Тебе нехорошо?
Есть немного.
Может, еще разок попытаешься к цистерне сходить?
Не хочется перед носом у того типа слоняться. Понятия не имею, кто он такой.
Так, может, нам к Моссу вернуться?
Мосс, похоже, и сам с чем-то весьма подозрительным связан, а я не желаю иметь к этому ни малейшего отношения.
Тогда посиди здесь, в тени.
Да, детка, я, пожалуй, и впрямь немного посижу.
Ну что, получше тебе?
Да, дорогая, уже получше… еще минутку посидим и пойдем.
А как ты думаешь, мам, куда они оба делись? Может, к тому шерифу в Прескотт поехали?
Знаешь, догадаться, что у них в голове было, выше моих сил. Нет, правда. Ты только представь, Ивлин: начальник полиции Прескотта! И ведь Харлан все им рассказал, о чем они его спрашивали, а мне ни словечка не сказал!
Может, они после вчерашней драки туда поехать решили?
Может быть.
Подумали, что ты их опасений не разделяешь, и стали действовать сами.
Но ведь это нелепо!
Знаешь, мама, мне кажется, они все же пытались тебе что-то рассказать вчера вечером.
Вчера вечером они несли полную чушь, Ивлин. Хороша бы я была, если б спустила им эти идиотские обвинения и тот разгром, который они на кухне устроили.
А тебе самой разве не приходило в голову, что с папой что-то могло случиться? Что-то плохое? Ведь наверняка и у тебя были такие мысли.
Были, конечно. Но Харлан сумел приглушить мои опасения. И даже согласился, несмотря на полную нелепость подобной идеи, проверить ферму Санчеса.
Да, ему, по-моему, доверять можно.
Конечно. Даже нужно
Наверное, ты права, мама.
Конечно, я права. Надо же, полицейское управление Прескотта! Нет, это просто ни в какие ворота не лезет!
Какая глупость с их стороны, что они письмо в типографии забыли! Особенно если они действительно в Прескотт направились. Ведь им же его предъявить будет нужно, да?
Знаешь, если командовал всем Роб, а Долан просто ему подчинялся, то хорошо, если они хоть сапоги надеть не забыли.
Это верно.
Боже мой, ну чего стоило твоему отцу хоть коротенькую записку прислать! Всего и требовалось-то сообщить: я задерживаюсь, пытаясь достать воды где-то еще, здешний источник пересох.
По-моему, Роб и Долан из-за этого и поехали. Ведь если бы с папой все было в порядке, он бы наверняка написал, и письмо ты бы уже получила.
Глупости какие! «Наверняка написал»! Да никто из вас просто не помнит, как ваш папочка себя вел в первые годы нашей жизни здесь. Он же мог запросто и на несколько недель исчезнуть в поисках поддержки для своей газеты, или какой-то техники, или ради встречи с заброшенным к нам издалека репортером, который, разумеется, все знал о том, как избежать банкротства. И он все не возвращался, не возвращался, только записки присылал: «Как ты там, Нора? Здоровы ли дети? Не умираете ли вы от жары? Удалось ли вам водой запастись? Не перерезали ли вам горло апачи?»
Но неужели папа сейчас не мог хотя бы телеграмму прислать? Не похоже на него.
Апачи всегда на телеграммы охотятся.
Но, мама, теперь такое совсем редко случается.
Не так уж и редко. Вот пару лет назад я послала телеграмму, а потом телеграфист сообщил, что линия перерезана и ничего отправить нельзя, пока разрыв не найдут и не исправят, а это может и несколько недель занять. Я никогда не забуду, как он в этот момент выглядел – как он сказал, что теперь все слова, написанные разными людьми, словно рассеяны в воздухе и утрачены навсегда. Ему, бедолаге, тогда велели объехать всех в нашем округе и объяснить, что если людям понадобится известить близких о чьей-то смерти или болезни, то им придется делать это с помощью писем, как в старые времена.
Похоже, мам, ты уже лучше себя чувствуешь?
Да, гораздо лучше. Но нам предстоит просто ужасный вечер – ведь придется заставить твоих братьев-грубиянов признаться, где они были и что там делали. Мне от одной мысли об этом тошно становится.
Возможно, к вечеру уже и папа домой вернется.
Хорошо бы. Пусть тогда он с твоими братьями и объясняется.
Так ты думаешь, мама, что они все-таки именно в Прескотт отправились? В полицейское управление?
Да. Я думаю, что именно туда.
В Прескотт?
Да, в Прескотт. Наверняка туда.
Часть 5
Колорадо
Нам, пожалуй, и впрямь пора отсюда уходить, Берк, пока эти люди не вернулись. Им тут и так будет чем заняться, только, клянусь твоей чертовой бородой, о нас они вряд ли забудут. А мы с тобой и напились вдоволь, и отдохнули. И потом, сейчас еще довольно прохладно. Если сразу уйти, еще до рассвета, то, пока пекло не наступило, можно успеть немало отмахать – не столько, конечно, сколько мы тогда, в караване, проходили. Теперь нам не под силу по восемнадцать миль в день отмахивать, даже когда мы оба неплохо себя чувствуем. Я, правда, думаю, что потом мы начнем быстрее двигаться, ведь сейчас зеленые болота вокруг Сан-Антонио практически высохли и превратились в плоские коричневые равнины, идти по которым довольно легко. Только равнины эти на редкость скучные, тянутся во все стороны до самого горизонта. А там, глядишь, и наше путешествие к концу подойдет. Я что-то давно свою фляжку не пополнял; в последний раз это было на берегу Колорадо перед тем, как мы повернули на север и оказались в новом штате Нью-Мексико. Вода в Колорадо горькая и какая-то вонючая. А еще эта река показала мне Хобба – он был совсем маленький и играл на берегу, а за спиной у него умирало солнце.
