– Разве не поэтому ты здесь? Я думаю, ты знаешь, о чем я говорю, Шай.
– Я… я пришла сюда только потому, что… – я делаю глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, – у меня есть основания полагать, что один из ваших бардов причастен к смерти моей матери.
Выражение его лица меняется, и он слегка прищуривается, глядя на меня, а его черты изменяются с добрых на суровые.
– Неужели это так? – он говорит медленно, не столько спрашивая, сколько утверждая.
Я слегка киваю, мое тело начинает дрожать. Я медленно выдыхаю. Если я хочу заручиться его помощью, нужно быть храброй. Он хмурится, но в одно мгновение строгость исчезает с его красивого лица.
– Как тревожно.
Надежда пронзает мою грудь, и я поднимаю глаза, надеясь услышать больше.
– Значит ли это… Вы мне поможете?
– Как я уже упоминал, среди бардов были случаи безумия. К сожалению, это часто случается с теми, кто обладает наибольшей властью. В истории бардов – это документально подтвержденный факт, и мы хотели бы иметь возможность изменить его.
– Так… вы думаете, это возможно? Может ли кто-то из Высшего совета… являться… – я не могу заставить себя сказать это. Я не хочу снова рисковать, произнося запретное слово. Вместо этого я останавливаюсь и говорю осторожно: – Вы думаете, что один из них мог сделать это?
– Мы не можем быть уверены. Но я займусь твоим делом, даю слово.
Я падаю на колени.
– О, благодарю вас, милорд, – мне хочется плакать, так сильна во мне вспышка облегчения и радости. Наконец-то кто-то мне поверил.
Его пальцы осторожно касаются моего плеча. Это прикосновение вызывает во мне одновременно тепло и холод. Я смотрю вверх.
– Шай, – тихо произносит он, и на его лице появляется тень улыбки, – но сначала у меня есть более важное дело.
– О, – я стараюсь не выглядеть такой удрученной, какой себя чувствую.
– Я должен устроить тебя. И, конечно же, дать тренера.
– О, я… Что? Тренера?
Широкая улыбка озаряет его лицо, и он смеется.
– Ты все еще не понимаешь, не так ли?
Я сажусь на пятки, смущенная, но внимательно слушаю. Он собирается помочь. Он мне верит. Одно это дает мне ощущение парения, будто я могу достичь чего-то. Он проявил ко мне милосердие, выслушал меня. Наконец-то кто-то прислушался к моим словам.
Я жду, пока он объяснит, что имеет в виду.
– Это ты, Шай. Лента во дворе. Благословение. – Да, я понимаю, чудесный акт его милосердия… он объяснит, почему в конце концов сжалился надо мной, почему сохранил мне жизнь. – Это было невероятное благословение для такой молодой девушки.
– Для кого-то да… – я все еще пытаюсь понять его.
– Ты одна из тех редких жемчужин, Шай. Тех, кто родился с даром, но кто еще не может его контролировать. Он дремлет, но появляется. К счастью, ты пришла в нужное место.
О чем он говорит? Он описывает дар благословения, силу, которой обладают только они…
– Бард, – говорит он, заканчивая мою мысль, – хотела бы ты им стать, Шай?
Катал встает и протягивает мне руку. Его касание сильное, но нежное.
– При должном обучении ты могла бы стать бардом Высшего совета.
– Я?
Я смотрю на его руку, потом в глаза. Все странные и тревожные события последних месяцев – даже лет – нахлынули на меня. Все это время мне казалось, словно мне снился темный и странный сон. А мои иглы старались показать мне, каким может быть мир…
Возможно, мои руки и были благословением.
Все это время я думала, что болезнь однажды пришла за нами и что она придет снова за мной. Что со мной, со всей моей семьей что-то не так. Проклятие. Я верила, как и другие, что тень болезни нависла над нами, ожидая своего часа.
Могу ли я действительно быть тем, кого Катал видит во мне?
– У тебя огромный талант, Шай. Оттачивай его, тренируйся, контролируй, и однажды ты станешь невероятным бардом, – он замолкает, его глаза мрачно сужаются, – неосвоенный дар – это опасность. С твоей силой нельзя шутить, и тебе предстоит пройти долгий путь, чтобы полностью раскрыть свой потенциал. Но есть и опасность поддаться безумию – возможно, она появится гораздо раньше, чем ты думаешь.
Меня охватывает облегчение. Я не знаю, как благодарить его, и боюсь, что все это окажется каким-нибудь диким, фантастическим сном, который обернется рельностью моего уродства, как только я проснусь.
– Вы делаете предложение так, что от него сложно отказаться, лорд Катал.
– Боюсь, это одна из привилегий моего положения, – Катал улыбается.
Внезапный стук в дверь возвращает меня к реальности, хотя Катал, кажется, не придает значения этому вмешательству.
– Войдите, – говорит он.
Дверь бесшумно открывается, и в гостиную входит бард, останавливаясь на почтительном расстоянии от Катала и кланяясь. У меня замирает сердце, когда я узнаю его густые черные волосы, изящные скулы и точеный подбородок.
Равод.
– Именно тот, кого я надеялся увидеть, – говорит Катал, когда Равод поднимает голову. Глаза барда встречаются с моими.
– Ваша светлость, – говорит Равод, его взгляд быстро скользит по мне, прежде чем обратиться к Каталу, – я пришел доложить, что моя вербовочная группа готова отбыть по вашему приказу.
– Отложи этот приказ, Равод, – отвечает Катал, – похоже, на этот раз я выполнил за тебя твою работу.
Равод хмурится. На мгновение его реакция напоминает мне Мадса. Я вздрагиваю, вспоминая того, кого я так глубоко ранила.
– Я не понимаю.
Катал указывает на меня изящным жестом, и я замечаю, что Равод смотрит на меня с выражением полнейшей апатии. Неужели он все-таки не узнает меня?
– Эта молодая леди – Шай, – говорит Катал, – ваш новый рекрут.
Глава 13
Равод, скованно шагая, ведет меня по прохладным, гулким коридорам замка. Замок кажется все темнее, его переходы все извилистей, чем дальше мы углубляемся.
Сначала мы проходим через зал с величественным куполом, на котором изображено ночное небо, а горящие свечи представляют звезды. По залу разбросаны изображения лошадей, мечей и солдат. Мы проходим через двухъярусную базилику, уставленную статуями, от которой расходятся закрытые сады, где барды расхаживают, склонив головы, а некоторые, опустившись на колени, ухаживают за растениями. Мы идем по узкой каменной дорожке одного из садов, и я восхищаюсь виноградными лозами, которые вьются вокруг колонн, покрытые синими цветами, мерцая в умирающем солнечном свете. Не в силах сдержаться, я осторожно касаюсь нежных лепестков.
