Механизмы, которые подают воду в ванну, сначала сбивают меня с толку, и я еще больше удивляюсь, когда вода, льющаяся из одного из кранов, оказывается горячей, согретой огнем, хотя мой очаг в настоящее время холодный. Действие благословения или часть механики замка? И интересно, есть ли на самом деле какая-то разница? Это место, кажется, пронизано чудесами, наполовину сотворенными руками, наполовину волшебством.
Я размышляю, пока не обжигаю руку, и наконец мне удается разобраться, как наполнить ванну приятной теплой водой. Дома мы умываемся холодной колодезной водой из ведра – а в конце лета, если есть вода в крошечном ручье, протекающем вдоль южной части пастбища, мы можем искупаться там. Это редко бывает приятно, холодная вода, тяжелая от минералов, жжет мою потрескавшуюся кожу и заставляет дрожать. В особых случаях Фиона купалась в кислом молоке, которое, по ее словам, смягчает грубость мозолей. Это самая прекрасная вещь, о которой я когда-либо слышала.
До сих пор.
Когда я опускаюсь в медную ванну, меня охватывает восхитительное, успокаивающее ощущение. Я чувствую, будто трудности моего путешествия сползают с моих плеч, как змеиная кожа. Закрываю глаза, и на короткое мгновение я в безопасности. Там, где и должна быть. Мы с Фионой никогда не ссорились. Мадс никогда не делал мне предложения. Ма никогда не умирала. Проклятие никогда не касалось меня.
Открываю глаза. Это не проклятие. Это дар.
Я смотрю на руки. Как это возможно, что все это время я обладала способностью благословения, даром бардов и не знала об этом? Мы слышали о бардах, прочесывающих окрестности в поисках юношей, которые проявляют признаки обладания даром. Но известно, что дар проявляется невероятно редко, особенно у девочек. Никто не знает, есть ли он в крови, он такой же случайный, как и редкий. Как удар молнии. Насколько мне известно, никто в Астре никогда не был завербован бардами.
Тяжесть сегодняшних открытий – и путешествие, которое привело к ним, – наконец, обрушивается на меня такой мощной волной усталости, что я едва не всхлипываю.
Требуется несколько попыток, прежде чем мне удается покинуть объятия теплой воды. Камни под ногами тоже теплые, с удивлением замечаю я. Под полом, должно быть, система отопления. Большое полотенце, висящее на соседнем крючке, мягче, чем любая одежда, которую я когда-либо носила. Я вытираюсь и оборачиваю его вокруг, направляясь обратно в спальню.
Моя спальня – странная мысль. Я никогда раньше не спала в комнате одна. Это возбуждает и немного пугает одновременно.
Я вытряхиваю рюкзак на кровать и ищу ночную рубашку. Мой рот кривится, когда я роюсь в своих немногочисленных вещах. Я представляю, как Фиона упаковывает их для меня, вероятно, не в силах дождаться, когда я уйду.
Когда я нахожу ночную рубашку, я слишком сильно тяну ее со дна мешка, и когда она высвобождается, слышу слабый стук об пол.
Я поворачиваюсь, бросая хмурый взгляд вниз, и чувствую, что мышцы моего лица расслабляются.
Передо мной мерцает маленький серебряный гребень, инкрустированный цветным стеклом в форме бабочки. Тот, который я закалывала в волосы Фионы. Крошечное напоминание о прекрасных вещах, которые у нас есть; любовь далекого друга, несмотря ни на что.
Укол тоски по Фионе смягчается, когда я переворачиваю гребень в руке, позволяя ему поймать свет факела.
Чего бы я только не отдала, чтобы поделиться с ней своими новостями. Я представляю, как ее глаза вылезают из орбит от недоверия, и практически слышу: «Ты? Бард? Это невероятно, Шай, я хочу знать все!»
Печаль пронзает меня, и я отворачиваюсь к окну, чтобы посмотреть в темноту.
Резкий стук в дверь едва не заставляет меня выронить обернутое вокруг полотенце. В отчаянии я натягиваю ночную рубашку.
Неужели кто-то действительно стучит в этот час? Может, они ошиблись дверью? В одно мгновение тоска, которая поглотила меня, превращается в дрожь страха. Я не должна забывать, что убийца мамы может скрываться за этой дверью.
Разве убийцы стучат?
Кто бы это ни был, стук повторяется.
Я пересекаю нагретый пол и тихо подкрадываюсь к двери. Морщу лоб, когда наклоняюсь ближе к темному дереву.
– Кто там? – мой голос слегка дрожит.
– Это Равод, – его голос доносится из-за двери приглушенно, но можно сказать безошибочно, это он. Я задерживаю дыхание.
– Равод? – я открываю дверь, смущенная, что так скоро вижу вновь высокого красивого барда. Его волосы и форма безупречны, а лицо остается бесстрастным, когда я открываю дверь чуть шире. Он не делает попытки переступить порог моей комнаты, и его нежелание смотреть на меня в ночной рубашке граничит с комизмом. Его забота о приличиях в равной степени приводит в бешенство и очаровывает.
– Катал был недоволен, что тебя не накормили должным образом, – констатирует Равод. – Прошу прощения за оплошность. Я принес тебе это.
Он протягивает мне маленький льняной мешочек, в котором лежит самое красное яблоко, какое я когда-либо видела, мягкий кусок хлеба и свежий сыр. Даже самая обычная еда в замке более изысканна, чем все, что я могла получить в Астре.
Мой желудок громко настаивает, чтобы я согласилась.
– Большое тебе спасибо.
Равод коротко кивает.
– Надеюсь, остаток ночи будет приятным, – говорит он, – если больше ничего не нужно, я уйду.
– Подожди, – я останавливаю его коротким прикосновением к предплечью, и мои щеки вспыхивают, когда он убирает руку, – мне нужно кое-что узнать, – шепчу я.
Я еще не знаю, стоит ли ему доверять. Он может оказаться убийцей, за которым я сюда приехала. Но я ловлю себя на том, что отчаянно хочу дать ему шанс доказать ложность своих подозрений.
Равод ничего не говорит, только приподнимает бровь, напоминая мне, что он говорил о любопытстве. С усилием я решительно смотрю ему в глаза.
– А барды когда-нибудь убивали людей?
Выражение лица Равода быстро меняется, изображая удивление, шок, гнев и, наконец, что-то, что я не могу точно определить. Он делает шаг ближе ко мне, стараясь держать расстояние между нами. Я улавливаю слабый аромат кедра, который замечала раньше в Астре.
– Не знаю, как я могу выразиться яснее. Разве ты не поняла меня, когда я в первый раз велел тебе подавить свое любопытство?
– Пожалуйста, Равод, я… – я замолкаю, не зная, как заставить его понять, насколько мне нужно доверять ему, и чтобы он доверял мне, – мне нужна твоя помощь. Кто-то убил мою мать, – настаиваю я, – думаю, это был бард.
Равод не сводит с меня глаз, наклоняется чуть ближе и понижает голос до шепота.
– Ты действительно не понимаешь, да? – он говорит, и его голос звучит низко и тревожно. Отзвуки посылают волны тепла и холода сквозь меня. – Не принимай мою учтивость за доброту. Мне нет дела до твоих проблем. Мне все равно, почему ты здесь. Я тебе не друг. Ты здесь не ради дружбы, – он смотрит мне в глаза. В слабом свете они кажутся еще темнее. Опасно, больно. Я сглатываю. – Ты здесь, чтобы служить Высшему совету, и все на этом. Все в замке обязаны служить Каталу, включая и меня. Наша преданность и наши жизни принадлежат Высшему совету, и только ему.
