– Но…
Он обрывает меня.
– Я скажу это только один раз. Никогда больше не говори мне или кому-либо еще об этом.
Он отстраняется, впиваясь в меня горящими глазами. Факел в стене рядом с нами вспыхивает, освещая его лицо, но все закончилось так быстро, что мне это могло лишь показаться.
Не знаю, злиться, бояться или что-то еще. Мне нужно знать, что он скрывает. Мне нужно знать, что заставляет этого молодого человека, который редко проявляет хоть какие-то эмоции, вдруг стать таким напряженным. Он бросает взгляд на факел, и на долю секунды на его лице появляется ужас. Я не уверена, из-за того, что он сказал, или из-за того, что не сказал.
Он уходит так же быстро, как и появился, и как только он исчезает из виду, я быстро запираю дверь на засов.
Мои руки дрожат, и я случайно роняю мешок с едой, которую мне принес Равод, яблоко катится по полу. Воспоминание о его голосе эхом отдается в ушах. Я приседаю на корточки, собираю все, но только для того, чтобы уронить во второй раз.
Как бы я ни устала, не думаю, что смогу заснуть сегодня. Не со всеми вопросами, проносящимися в моей голове, – воспоминаниями о констебле и позолоченном кинжале с инкрустированными буквами. Образами моей прошлой жизни, фрагментированными и яркими.
Не вспоминая о предупреждениях Равода. Его темные глаза встретились с моими. Его слова.
Никогда больше не говори об этом вслух, ни мне, ни кому-либо другому.
Позже я беспокойно лежу в постели, простыни мягко касаются моей кожи, и одно становится очевидным: я не собираюсь подчиняться ему. Особенно когда так очевидно, что он знает больше, чем говорит. Страшная тайна трепещет за его словами, за этим пронзительным, печальным взглядом.
Я здесь не для того, чтобы молчать и бояться.
Я здесь, чтобы получить ответы.
Глава 14
На следующее утро я торопливо иду по коридорам Крыла бардов, все еще застегивая рубашку. Тренировочная одежда бардов – простая черная рубашка, штаны и сапоги, но ткань гораздо мягче, чем я привыкла. В Астре такая считалась бы роскошью.
Иглы у меня в кармане. Они напоминают мне о доме, о том, кто я, и, зная, что они рядом, я чувствую себя немного сильнее.
Несмотря на тревожную ночь – мои сны были наполнены темными фигурами, скрывающимися в ночи, сверкающими ножами и предательскими оползнями, – глубоко в моей груди живет твердая решимость. Если найти убийцу Ма означает стать бардом, я буду лучшим бардом, которого они когда-либо видели.
Мне нужна только зацепка. Воспоминание о кровавом кинжале мелькает у меня в голове. Я проклинаю себя, что позволила констеблю унести его. Но все же я помню кинжал кристально ясно.
До убийства – меня бросает в дрожь, как только я вспоминаю это слово – в Астре было три барда. Обветренный рыжеволосый мужчина, таинственная женщина с темной кожей и бледными янтарными глазами. И Равод. Мне нужно выяснить, кому из них принадлежал кинжал, если таковой у кого-то из них имелся.
Этого не достаточно, чтобы обнаружить убийцу, я понимаю. Мне нужны неопровержимые доказательства. Что-то, что Катал не сможет игнорировать.
Я переверну весь этот замок вверх дном, если понадобится.
Для мамы.
Я останавливаюсь перед трапезной и делаю глубокий вдох, прежде чем подойти к большим двойным дверям.
Часовые замка по обе стороны от входа толкают тяжелые дубовые створки, прежде чем я успеваю прикоснуться к ним. Я не привыкла, чтобы люди открывали мне двери. Замешательство, должно быть, написано на моем лице; я слышу несколько громких смешков, когда, спотыкаясь, вхожу в зал.
Трапезная огромная. Хотя и похожа на остальную часть крыла бардов. Когда я присматриваюсь, то вижу, что она вырезана внутри горы. Колонны, окна и витиеватая резьба на сводчатом потолке – все из одного камня. Длинные ряды темных деревянных столов и скамеек заполняют пространство, и одетые в черное и золото барды и их ученики толпятся вокруг. Они бросают мрачные взгляды в мою сторону.
К этому, по крайней мере, я привыкла.
Я замолкаю, гадая, каков здесь протокол.
– Садитесь, миледи, – говорит мне улыбающаяся девушка в отглаженной черно-белой униформе, – я принесу вам завтрак.
Я благодарно киваю служанке – радуясь, что вижу еще одно женское лицо в этом море мужчин, и пытаюсь найти место подальше от других бардов. Их взгляды ясно дают понять, что я не могу присоединиться к ним.
Я оглядываюсь в поисках других женщин-бардов, на тот случай, если они так же одиноки, как и я. Мой рот кривится от разочарования, когда я вижу двух других по разные стороны толпы, смеющихся и обедающих со своими коллегами-мужчинами. Одна из них, вероятно, вдвое старше меня и вдвое меньше ростом, с длинными каштановыми волосами, частично сбритыми, и замысловатой красной татуировкой, похожей на ветви, вьющиеся по лицу. Другая выделяется из своего окружения благодаря копне белых волос, заплетенных в замысловатые косы с набором огненных бусин. Она намного старше, возможно, чем многие из бардов, и сидящие за ее столом заметно нервничают в ее присутствии. Она не произносит ни слова. И ей не требуется, и так ясно, что ей не нравится, когда ее беспокоят.
Должны быть еще четыре, включая женщину, которую я видела в Астре, но я их не вижу.
Возможно, они путешествуют по Монтане, собирая десятину, или находятся где-то еще в замке. Я делаю глубокий вдох. Похоже, мой первый официальный завтрак пройдет в одиночестве.
Пока слуги суетятся вокруг бардов, я ищу место где-нибудь в уединении. К счастью, конец ближайшего стола свободен. Примерно в десяти футах от меня сгрудилась группа пожилых бардов, которые либо игнорируют меня, либо не замечают.
Я тебе не друг. Ты здесь не ради дружбы.
Голос Равода эхом отдается в моей голове, и я опускаю взгляд на руки, сцепленные на коленях.
Часть меня знает, что я пришла сюда не с надеждой на доброту. Но это знание не уменьшает боли от того, что на меня смотрят и относятся с презрением, как в Астре.
Передо мной оказывается тарелка с едой, а служанка тепло улыбается мне. Она довольно молода, вероятно, на пару лет моложе меня, но высокая. Ее голова покрыта тугими, дикими кудрями цвета свежевспаханной земли. Она широко улыбается, показывая щель между передними зубами. Это первый луч приветливости, который я получила с тех пор, как попала в это змеиное логово.
Внезапно слезы угрожают захлестнуть меня, и все, чего я хочу, это чтобы мама обняла меня, а папа спел мне. Я больше не могу этого выносить. Я цепляюсь за клубок шерсти в кармане, зажав иголки между пальцами, – единственная вещь, которая привязывает меня к дому, к прошлому. К той, кто я есть.
