Вероятность такого ничтожно мала. Септимус не знал, что по свету было разбросано лишь пятьсот яиц дракона, и уже очень много лет человек не помогает их высиживать. Такие яйца обычно находили в старых, давно забытых драконьих кладках, и люди, нашедшие их, брали эти яйца себе за восхитительный цвет. Не все драконьи яйца зеленые, многие из них синие, а иногда, хоть и редко, встречаются даже красные. Потом яйца обычно выставляют на всеобщее обозрение или прячут в коробки из-под обуви, но никогда не пытаются вывести детеныша. Чтобы родился детеныш дракона, нужно выполнить очень сложную последовательность действий, в определенном порядке и за определенный промежуток времени. Последний раз это случилось пятьсот лет назад, когда на маленьком необитаемом острове одинокий моряк, выброшенный на берег штормом, проснулся и обнаружил, что из его драгоценного голубого камня неожиданно вылупился верный друг, с которым мороки не оберешься.
Как и переживший кораблекрушение моряк, Септимус, сам того не подозревая, выполнил эту последовательность действий и пробудил к жизни драконье яйцо. Сначала он подтолкнул зародыш к развитию, положив яйцо у самой печи, когда они в прошлый раз гостили у тетушки Зельды. Яйцо дракона требуется греть при температуре восемьдесят градусов не меньше суток, чтобы процесс начался. А затем требуется год и один день постоянного тепла и движения.
Тогда, убрав камень с печи, Септимус решил все время носить его в кармане, поэтому яйцо получило не только тепло, но и ощущение постоянного движения. Дракон не появится на свет от одного тепла, он должен думать, будто мать носит его с собой, а значит, позаботится о детеныше, когда тот вылупится. Для драконьего яйца отсутствие движения означает отсутствие матери. Септимус нечаянно поспособствовал тому, что у яйца год и один день было тепло, а постоянно бегая и прыгая, он убедил дракончика в том, что его мать очень даже энергичная особа. Прошел год и один день, и дракон был почти готов вылупиться, но и здесь все могло пойти неправильно. Нужен был резкий удар, чтобы разбудить детеныша. Если бы этого не случилось в ближайшие полгода, дракончик бы погиб и никогда не смог появиться на свет. Мама дракона обычно старалась за это время найти безопасное место, где родится и вырастет детеныш. Затем она очень осторожно надкусывала яйцо. К счастью, с яйцом Септимуса примерно так и произошло. «Заботливые» росомахи сделали это вместо его матери и чуть не переломали себе зубы. В тот момент дракончик уже готов был вылупиться. Готов, но не совсем. Оставалось лишь одно, и это сделал не Септимус, а его брат Саймон. Яйцу дракона требовалось прикосновение темной силы.
Каждая драконица действовала по-своему. Одна похищала какую-нибудь тварь и показывала его яйцу. Другая оставляла яйцо у дома черной ведьмы на ночь, хотя могла только надеяться, что к утру оно никуда не денется. Третьей хватало своей темной силы и не надо было никого искать. Так что, когда плащ Саймона превратился в змею и обвился вокруг Септимуса, это был, что называется, последний штрих, и часики затикали. Дракончик должен был родиться через двенадцать часов, что, собственно, и сделал.
– Я очень мало знаю о драконах, что уж говорить о новорожденных, – сказала тетушка Зельда, закончив бинтовать палец Септимуса и одновременно прожевав последний кусок бутерброда с капустой. – Но я знаю, что чем раньше ты дашь ему имя, тем лучше. Если не поторопишься, то дракон останется без имени и не будет отзываться. Их вообще очень трудно заставить обратить на себя внимание, насколько я знаю. Но первые двадцать четыре часа он тем более должен все время быть при тебе. Вот поэтому, Дженна, тебе лучше вернуть детеныша Септимусу.
– Держи, Септимус, – с сожалением сказала Дженна, схватила в охапку крошечное крылатое существо и протянула мальчику. – Он такой милашка.
Септимус уставился на спящего дракона, который свернулся клубочком у него на ладони. Его удивило, что детеныш был довольно тяжелым для своего размера, холодным на ощупь и гладким, как яйцо, из которого он только что вылупился.
Нико громко зевнул и сонно потянулся.
– Пойду, что ли, посплю, – сообщил он.
Зевота оказалась заразной.
– Сначала назови его, потом иди спать, – сказала Септимусу тетушка Зельда. – Какое имя выбрал?
Септимусу ничего не шло в голову. Он посмотрел на дракончика и вслед за Нико зевнул. Мальчик слишком устал, чтобы еще придумывать имена драконам.
Тут дракончик сел и выплюнул немного яйцевой пленки. Из его ноздрей вырвались два крошечных пламени и обожгли Септимусу руку.
– Ой! – вскрикнул мальчик. – Он плюется в меня огнем!.. Придумал! Огнеплюй! Его будут звать Огнеплюй!
– Ну давай, – сказала тетушка Зельда.
– Что «давай»? – переспросил Септимус, посасывая обожженные пальцы.
– Драконы любят, чтобы все было по правилам, – объяснила тетушка. – Ты должен сказать… Как же это… А! «Мой верный товарищ и преданный друг, тебя я отныне вот так назову – Огнеплюй»… Ну, или там Тото, Пушок… Смотря что придумаешь.
Септимус посмотрел на дракона, сидевшего у него на руках, и устало пробормотал:
– Мой верный товарищ и преданный друг, тебя я отныне вот так назову – Огнеплюй.
Дракончик посмотрел на него немигающими глазками и выплюнул еще немного пленки.
– Фу, – проворчал Септимус.
Септимусу в ту ночь плохо спалось. Огнеплюй капризничал. Стоило мальчику задремать, как дракончик начинал щипать его за пальцы или скрестись острыми когтями об его одежду. В итоге Септимус не выдержал и засунул дракона обратно в мешочек, где всегда хранилось яйцо, и детеныш наконец успокоился.
На следующее утро их всех спозаранку разбудил Огнеплюй. Он отчаянно бился в окно, точно бабочка, которая пытается вылететь наружу.
– Скажи ему, пусть не шумит, Сеп, – с заспанными глазами попросил Нико и накрыл голову подушкой, чтобы снова заснуть.
Септимус встал и сгреб Огнеплюя с окна. Он уже начинал понимать, что имела в виду тетушка Зельда под словами «требует больших хлопот». Дракон царапал его руку острыми коготками, и Септимус снова запихнул питомца в мешочек.
Утреннее солнце уже поднялось высоко над горизонтом, рассеивая болотный туман. Септимус понял, что уснуть больше не удастся. Он посмотрел на Дженну, Нико и Волчонка, которые умудрились заснуть и все еще лежали, закутавшись в одеяла. Чтобы не будить их, Септимус решил вынести Огнеплюя из домика. Там дракончик сделает первый в его жизни глоток утреннего воздуха.
Он тихонько прикрыл за собой дверь и пошел по тропинке к лодке-дракону. Кое-кто уже был там.
– Какое чудесное утро! – задумчиво произнесла тетушка Зельда.
Септимус сел рядом на деревянный мост, соединявший берега Краппа.
– Я подумал, лодка-дракон захочет увидеть своего детеныша. Ведь это ее яйцо?
– Наверное, – ответила тетушка Зельда. – Хотя когда дело касается драконов, нельзя знать наверняка. Но Огнеплюй тебя пометил, так что на твоем месте я бы не стала все усложнять. Вот, я нашла кое-что для тебя. Так и знала, что где-то у меня это есть.
