– Вот – понятная цель. И вот сразу – понятные вопросы. И понятные ответы. Отвечая на них, смотри сквозь них – помогут ли они тебе достичь цели?
– Я опять не понял. – Разводит руками Намин.
– Где город? Вопрос. Ответы – если рядом густонаселённые земли, долго ли город будет вашим… Но и совсем без людей одичаете. Так? Вот и ответ – и не очень близко, но и не слишком далеко. А чем будете питаться? Понятно, что нужны плодородные земли, а вот где их взять – отдельный вопрос. Не собираетесь же вы отбивать чужие поля? Учитывая, что не очень далеко от людей, но и не у них на виду. Тут же новый вопрос: а почему такие лакомые земли до сих пор пустуют? Сразу следующий вопрос: а какие угрозы в этой местности? Люди, твари, нежить, стихия? А из чего строить? Как именно строить? Временные землянки… или продумать сразу весь план города на века? Кем строить? А чем строителей кормить? А как их защищать?
И видя, что Намин совсем упал духом, хлопнул его по плечу.
– И наипервейший вопрос: хватит ли тебе силы воли и мужества пройти этот путь до конца? Если ответишь – да, то никого не посвящай в полный план действий – разбегутся, отчаявшись. Ставь понятные задачи. Но сам должен постоянно соотносить все действия свои и своих людей – с конечной целью. Ты должен сначала мысленно пройти весь этот путь до самого конца, а лишь затем вести по нему людей. Иначе – сгинете в безвестности и без пользы. С огромным сожалением на смертном одре о бесцельно потраченных годах и с обжигающим чувством вины от бессмысленности всех жертв.
Он-то уехал. В задумчивости. А я-то остался. В задумчивости. Легко давать советы людям посторонним. А вот в своей жизни разобраться много сложнее.
А у меня самого-то есть конечная цель? Нет. Нет её. Тихий домик и томные вечера с любимой – цель или мечта? То есть моё ли это устремление или мираж её, женской, мечты? Или – вообще чужая мечта, мираж, за которым мы оба гонимся? Ладно! Допустим, что моя цель. Прокладываем мысленный маршрут до тихих и спокойных закатов на крыльце с кружкой в руке и в объятиях любимой. И ужаснёмся тому количеству людей, которое мне придётся убить, чтобы когда-то нас с Лилией наконец оставили в покое. Чтобы Мир стал тихим и спокойным.
Просто я делаю это не в первый раз – мысленно гуляю по этому маршруту. И именно поэтому – сорвался. Тихим и спокойным бывает только заброшенное кладбище. С этого, собственно, и начался весь этот тяжёлый разговор. С поиска пути к тихой и спокойной жизни… на заброшенном кладбище. Потому, собственно, и начался этот разговор, как продолжение моей беседы с самим собой, как эхо моих размышлений.
– А ещё один человек сказал: «Не ищи жизни богатой и спокойной – будешь прозябать в страхе и нищете. Надо искать жизни – интересной!»
УМник опять самодельничает, своевольничает. Озвучивая мои мысли. Именно так сказал неведомый мне человек. Почему не назвал его мудрецом? Потому что мудрец сказал бы, что в поисках богатства и покоя найдёшь нищету и паранойю, а в поисках интересной жизни закончишь её, жизнь – ещё в молодости. Да, жизнь интересная – дело молодых. Лекарство против морщин. Молодых, которые не помнят ни чинов, ни имён. И способны дотянуться до звёзд, не считая, что это сон.
А вот когда с возрастом и накопленным опытом начинаешь запоминать имена и чины, жизнь становится скучной, регламентируемой. И становится – работой. Или – службой. Приходит понимание, что звёзды – огромны, но бесконечно далеки. Да и неинтересны они. Уже. Стали. Понимаешь, что не нужны тебе перегретые шары газа чудовищных размеров, совсем ни к чему они, бесполезные. Постарел. Начинаешь молодёжь «учить жизни», говорить, что всё уже было в этом мире, всё – вторично и неинтересно. И начинаешь мечтать о тихой и спокойной жизни. На кладбище.
Круг замкнулся. Я опять пробежал весь этот мысленный путь. И вернулся на исходную – в тело тёплого мертвеца. Излишне говорливого и подвижного для трупа, излишне чувственного и разумного для Бродяги, чрезмерно пожившего и слишком мертвого – для живого человека.
Человека? Чуждого этому Миру. Помещённому в этот Мир как инструмент для решения конкретных тактических задач. Именно поэтому никакая стратегическая цель для этого инструмента и не просматривается в перспективе. Кроме конкретных целевых задач.
Конкретных и понятных. Недвусмысленных. Именно поэтому продление этих конкретных, но временных целей на более отдалённую перспективу неизбежно приводит к катастрофе. Я – конкретное и временное решение конкретных сиюминутных задач. Спасение жизни конкретных людей, сохранение жизни этих людей. Устранение неконкретных, бесполезных индивидуумов. Исполнение обязанностей конкретных механизмов и выполнение конкретных функций, мужезаменителя, например, для истосковавшейся по любви и ласке женщине. Именно поэтому даже умозрительное продление моей любви чуть дальше этой зимы умозрительно же приводит к чудовищным жертвам, которых мне придётся убить в своём упорстве. Или им – меня, чтобы вернуть баланс в этот Мир.
Вот и определился горизонт планирования – эта зима. А осень – уже чувствуется, к утру.
Волосами на затылке чувствую, как сжимается пружина событий. Ничё! Недолго осталось. Финишная прямая!
Часть третья
Огни и тени столицы
Режим сложности – Безумный беспредел!
Глава 1
Столица встретила нас своей величественностью, своей красотой, помпезностью, насыщенностью жизнью и кипением людским. Но оглушила шумом, столпотворением, вонью. После долгих дорог Пустошей – просто сбивало с коня.
Тем более что крайние двое суток гнали – не останавливаясь на ночлег. Места уже были вполне антропогенные, людные, Дикая Пустошь была отодвинута за горизонт от дорог человеческой жизнедеятельностью. Потому ночная дорога была не намного опаснее дневной, а шли мы налегке – одна повозка и один всадник.
Колотёс увел своих людей на следующее же утро после того разговора. Переночевав, не сомкнув глаз, в размышлениях, он повёл общину прочь от столицы.
Та ночь была бессонной не только для Намина. Проще сказать, кто спал той ночью. И не из-за опасностей ночёвки на стойбище в Пустоши, под открытым небом, в остатках стен какого-то допотопного строения. Из-за непомерности мыслей, крутящихся в головах людей. Даже Малыш и то о чём-то напряжённо думал, пока чисто по-детски не выключился.
Я и не хотел спать, нёс добровольное дежурство по патрулированию периметра лагеря. Тем более что обиженная на меня Лилия показательно демонстрировала мне недопустимость высказывания подобных суждений не только прямо в лицо людям, а вообще – прилюдно. Ибо окунание людей с головой в их же выгребную яму, с их же дерьмом, унижает их, вгоняет их в тоску. А воспитанные люди так не делают. Не делают даже меньшего – не плюют другим людям в лицо и не сморкаются (прилюдно) на вымытый пол. Так что я наказан. Лишён доступа к телу.
Посмеиваюсь. Кто кого наказал? Ну, как в воду глядел! Идёт. Восток только-только наметился к покраснению – идёт. Не видя меня, не зная – где я? Идёт, боится темноты и неизвестности до непроизвольной икоты, но идёт в Пустошь. Сердце сжалось – что я, нелюдь, что ли? Лечу навстречу. Нетерпеливо стаскивает меня с коня, потом – с меня штаны, поцеловав, валит на корку Пустоши. Любит жадно, страстно, взахлёб.
