Ну, я и психанул. От всех этих неудач. Теперь пол и потолок в этой каморке имел сферические обводы. А проросшие корнеплоды равномерной плёнкой слизи покрывали стены.
Вздохнув, принялся за уборку. Хорошо хоть выставил Сферу Молчания. А то сбежался бы весь дом на грохот. У самого, вон, в ушах до сих пор звенит.
Так почему не получается, демон его задери?! Ну, всё же делаю, как тогда! Что каждый раз – разный результат? То выпаривается сталь, то выгорает, то перекалена, то вообще – волной! Ладно, в прошлый раз я не удержал всё это безобразие. Теперь мойня как шрапнелью битая. Хорошо, что научился тепло забирать из окружающих предметов, не задумываясь особо. Просто остудил раскалённые брызги. А вот из стен их выковыривать не стал. Так и не выковырял. Всё как-то руки не доходят.
Всё закончил – каморка чиста, какой, возможно, никогда не была. Только вот пришлось и дверь в соседнюю каморку вместе с косяками утилизировать. Расщеплённые. Так и не найдя никакого решения этой задачи, иду наверх. В задумчивости забыл снять Сферу Молчания. Это меня Огнянка научила. Оказывается, от проявлений страстей собственной матери у неё лицо кипит. Но моя Сфера Молчания – очень особенная. Совсем неправильная. То, что она больше, чем надобно – ладно. То, что серо-пыльная, непрозрачная – тоже неплохо. Плохо то, что она непроницаема не только звуку и свету, но и физическому воздействию. Сферы Молчания ребят рвутся просто рукой. Моя же упруго отталкивает руку того, кому я не хочу позволить преодолеть эту преграду. Хотя Игла Воздуха Волчицы мою Сферу прошла навылет. Не сорвав покров Сферы. Вот и сейчас – Сфера выпустила меня, но осталась на месте. И я, погружённый в анализ своих неудач, просто не заметил этого.
Выхожу во двор. Вижу глаза Дубняка в густой тени. Мотает головой. Ждёт. Ещё одна тянущая жилы неурядица. Есть воришки вроде бы, но – не лезут. Уж лучше бы или совсем убрались от дома, или наконец решились бы на своё дерзкое ограбление. А больше всего тянет за душу нетерпение узнать – сами они такие наглые или им подсказал кто, что именно нас надо избавить от излишков ценностей? И кто подсказал? Именно поэтому Дубняк жестко наставлял своих ребят, что воришек надо живыми брать.
Душно мне от всего этого. Присущая ночи свежесть совсем не ощущается. Зато ощущается вонь сапог, навоза с конюшни, нечистот с уличных сточных канав и нашей уборной. И ветерок в этом городе совсем теряется в этих стенах и башнях.
И всё это в совокупности нервирует. Приседаю, прыгаю на воз, с него – на стену, с неё – на крышу. Поднимаюсь на самый верх, сажусь на черепицу. Слабый, но свежий ветерок принёс мне наконец свежего воздуха. И свежих мыслей, остудив наконец пылающую голову.
Так, а что это я веду себя, как девушка манерная? Распсиховался, разнервничался? Надо, во-первых, успокоиться, во-вторых, проследить взаимосвязи. А именно – с чем связана моя нервозность?
Потому – «выхожу из себя». Это помогает. Успокоиться. Подумать – взвешенно, отрешённо. Взглянуть на всё как бы со стороны.
И как во время разминки – расширяю «себя». На всю крышу, на двор, за его пределы, сквозь всех людей, сквозь совокупность их потоков и эмоций. Возвращаюсь на крышу. Потому как ловкий, мелкий, потому что – юный, воришка уже спустился с крыши в духовое окошко чердака. Бросаю под ноги Дубняку, что прячется в тени, монетку, тем заставляю его обернуться на меня, указываю направление на второго воришку, иду следом за ловкачом, на чердак.
Взял я его быстро и без крови. Парень, как увидел меня, так и замер от ужаса. На долю секунды лишь. Потом он хотел проскочить мимо меня к выходу, но я ему попал носком сапога в голову, отрубив прямо в прыжке. Тело воришки вспахало сосновые иголки, которыми был выстлан пол чердака.
Чувствую, что рядом оборвались, одна за другой – две жизни. Мои? Чужие? Спешно спускаюсь вниз с телом мальчишки на плече. А внизу – тоже всё закончено. Тела складывают в рядок. Восемь тел. Бросаю в кучу девятого. Оба мёртвых – воры. Дубняк, с сожалением, докладывает, что ворьё оказало яростное сопротивление. Двоих не получилось взять живым. Встали намертво, прикрывая бегство ещё одного вора, возможно – главаря этой банды.
У Дубняка двое ранены. Один – лёгкая царапина на шее, чуть выше ворота-стоечки его стёганого доспеха. А второму вспороли ногу чуть выше колена ударом копья с каменным наконечником. Собственно, поэтому воришка и сбежал, что остановил самого быстроногого из моих стражей.
– Давай обоих сюда, – велел я.
– Царапины, владыка, не стоит беспокоиться! – отмахнулся Дубняк, переворачивая одно связанное тело из ряда таких же.
– Ты уверен, что эти крысы не смазали наконечники какой-либо отравой? – спрашиваю я. – Даже если и не смазывали – смотри, как они смердят в рану могла попасть и простая грязь. Воспалится, загноится.
– Да каждый раз так! – хмыкнул Дубняк. – Выпаренной мочой промоем.
– Мёртвая Вода лучше. Ты, малой, ходишь по дому тихо, как призрак. В моих покоях, на вешалке, в перемётной суме – бурдюк. Неси. И Огонька буди. Только – предупредительно. Не напугай. Теперь ты, Дубняк. Этих всех – в подполы. Там я помещение приготовил. И людям своим, обоим, промой раны. Обоим – я сказал! Что её, Воду, беречь?
Тогда я и обнаружил, что не убрал Сферу. Она заволокла весь минус второй этаж серым колебанием дымчатой пелены, просто перекрыв сход вниз с первого подземного уровня. Снял Сферу, пропуская ребят с ворами на плечах.
Всё же девушку напугали. Прилетела – простоволосая, босая, в одной рубахе. Глаза пылают, соски натягивают тяжёлую, льнущую к телу ткань, обрисовывая созревшее тело, в руке – кинжал. Скорее – короткий меч. Аура горит пламенем. Готова рассыпать вокруг себя Огонь.
– Успокойся, дитя, – обнимаю её. Её трясёт. – Всё уже завершилось. Тебя позвали, чтобы ты на деле закрепила мастерство Разумника. Вот на них.
Поворачиваю девушку. Отпускаю мимолётным движением по её руке своей, как бы успокаивая, приглаживая – незаметно перехватываю клинок из её руки, передав его в руки ближайшего стража, что горящим взглядом пожирал Огнянку со спины. Прослеживаю взгляд. Хороша! Ох, хороша! Снимаю куртку и надеваю её на плечи девушки. Смешно. Это мне куртка до середины бедра. А ей едва ягодицы прикрыла.
– Их – не жалко. И не жалей, – говорю я ей. – Мне нужно знать – кто они, зачем пришли, кто навёл?
– Кто – и я тебе скажу, – говорит Дубняк, опять переворачивая тело, задирая воротник, показывает наколку на загривке. – Когда ты сказал про крыс, я подумал, что ты и сам знаешь. Это люди Пеша Крысолова. Я уже без малого два десятка лет с ними работаю. Хошь не хошь, а начнёшь разбираться.
– Что знаем ты, да я, да мы с тобой – совершенно неважно, – отвечаю я старому стражу. – Сегодня мы есть, завтра – нет. А им, молодым, надо уметь развязывать языки всякому отребью.
Дубняк, склонив голову, сделал шаг назад, что-то показывая быстрой переменой комбинаций сложений пальцев своим ребятам. Они покинули помещение. Остались только Дубняк и двое стражей, что встали по бокам единственного выхода отсюда, теперь не имеющего двери, старательно смотря в противоположную сторону, а не на девушку с пылающей пламенем головой. Куртка и так коротковата, а девушка ещё и нагнулась. Вах!
