В гаснущем сознании Медведицы вспыхнуло отчаяние. Но даже крик отчаяния не смог вырваться из её горла, стиснутого невидимыми, но жесткими, как скалы, обручами. И когда от мира в глазах Медведицы осталось только маленькое-маленькое пятнышко, меньше, чем глаз пушистого Ушана, оковы, стискивающие её горло и вдавливающие Медведицу в топь, пропали. В ярости Медведица рванулась. Двуногий, что стоял на её груди, комком шерсти взлетел в воздух, с чавканьем ломая стволы деревьев, упал на землю. Медведица оказалась прямо над ним, прежде чем руки Двуногого закончили падение. Её пасть раскрылась, чтобы одним движением сломать этого невеликого телом Двуногого.
Но медвежонок опять взревел от боли. Медведица отпрянула от Двуногого. Его маленькое тело уже не источало той Неотвратимый Смерти. Медведица посмотрела в его маленькие глаза на маленькой жабьей мордочке, как и у этих болотных жителей, полностью лишённой шерсти. Глаза Двуногого ждали.
И казалось, нужно одно движение. Лишь одно. И все страхи – позади. Весь ужас останется лишь воспоминанием. И Медведица вновь будет Хозяйкой Чаши Погибели Богов. Но…
Смерть пришла в чашу. Смерть. Чистая, ничем незамутненная смерть. Медведица задрожала всем своим великим телом, сжавшись, отпрыгнула от тела Двуногого. Подбежала к медвежонку, что продолжал жаловаться, что земля не пускает его. Медведица ткнула малыша носом, толкнула лапой, лишь вызвав отчаянный крик боли.
Смерть была рядом. Смерть – ждала. И Глубинная Всепоглощающая Смерть проснулась, поднимаясь из глубин Чаши Погибели Богов. Двуногий, против накатывающих волны ужаса Смертей – совсем безопасный – поднялся, достал блестящий зуб, какие используют эти прямоходящие сородичи болотных жаб. Медведица отпрыгнула, оскалив зубы, каждый из которых был много, много больше зуба Двуногого. Но гололиций всё одно шёл. И чем ближе он подходил, тем больше Медведица сходила с ума. Он сам был – Смерть. Его зуб – Смерть. И сзади – Смерть, снизу накатывало ощущение Всепоглощающей Смерти.
Медведица жалобно закричала, металась, не в силах преодолеть ужаса, но не в силах и оставить своё потомство. Двуногий подошёл. Взмахнул Зубом, несущим Смерть. Медведица опять поднялась на задние лапы, взревела. Но рёв получился не угрожающим, а жалобным, хотя и оглушительным. Рука Смерти рухнула. Целый кусок скалы, спрятанный в переплетении дёрна, исчез. Рвущийся из западни медвежонок кубарем покатился под брюхо Медведицы.
В ту же секунду устрашающая пасть Медведицы сомкнулась на холке медвежонка, поднимая его, рывком, в воздух. И вот уже громадина Скверной Медведицы огромными прыжками несётся прочь от этого места.
Лишь миновав опасное место, Медведица обернулась, бросив взгляд на ходу, через плечо.
Чудовищно огромное тело Всепоглощающей Смерти, источающее волны липкого ужаса, вырвалось из глубин Чаши Погибели Богов, поглотив не только маленького Двуногого, но и изрядный кусок чащобы. И – рухнуло обратно. Над огромной воронкой, что осталась от Норы Всепоглощающей Смерти, смыкалась чёрная болотная жижа.
Медведица остановилась, опустила комок медвежонка. И, неспешно переставляя лапы, пошла обратно к чёрному зеркалу норы. Опасность миновала. Всепоглощающая Смерть редко поднимается со своих глубин. Память о Всепоглощающей Смерти пришла только из самых глубин Памяти Предков, из наследственной памяти, генетической, инстинктивного чувства. Сама Медведица никогда не ощущала подобного.
Но теперь надо пометить это место, как непроходимое, топкое. И будет оно таким до следующей смены лун. Медведица метит заросли вокруг неестественно ровной и неестественно круглой лужайки, выглядящей обманчиво зелёной и безопасной. Надо оградить Поедающих Растущее от этой безмятежной западни. Это – долг Хозяина Чаши Погибели Богов.
Спасённый Двуногой Смертью медвежонок деловито брызгал на стволы, во всём повторяя мать. Он тоже рождён для доли Хозяина. И повторение действий предков – единственный для него способ научиться выполнению своих обязанностей.
Закончив свои дела, Скверные Медведи неспешно, как и полагается Хозяевам, покинули это место, заставившее их понервничать.
Покрытое зеленью водорослей зеркало Следа Всепоглощающей Смерти пошло волной, выпуская пузырь воздуха, вынесший почти новый сапог, набивший такие неприятные болячки своему хозяину. Перевернувшись, сапог наполнился чёрной водой и скрылся под ряской. И всё опять стало безмятежным. Жизнь продолжалась.
Только недалеко – всего в паре дней пути верхом – девочка с огненно-красными волосами плакала навзрыд. А юноши и девушки, поняв причину невыносимого горя своей названой сестры, преклонили колени, уперев мечи в пол, сняв шлемы, склонили головы. Но через минуту молчания воины встали, бросили мечи в ножны и вышли во двор, где их ждали снаряжённые кони, а на улице ждали стройные ряды тяжеловооружённых всадников с золотыми пиками на щитах.
Последней выходила высокая девушка. Её огненные косы были убраны под кольчужный наголовник.
– Хорошо, мать не знает, – вздохнув, сказала девушка юноше с волком на груди, что ждал её. – Пусть он для неё будет ещё жив. Ещё хоть немного… Но – жив!
