С другой стороны, Машина могла быть единственным спасением героев этой истории от недолгой и тяжелой жизни в реальном мире. Но опять же, возможно, люди могли построить машину, которая обеспечила бы тот же уровень безопасности, но с меньшей степенью разобщенности. В этом-то вся неоднозначность.
И если, как я говорю, мир в конце концов превратится в нечто искусственное ради нашего благоденствия, то должны ли переживания, предоставленные Машиной, всегда быть ненастоящими, бесплодными или плоскими в сравнении с ним?
Руссоистское понимание технологии распространено так же широко и имеет столько же влияния, как и все прочие. Оно стало популярным, потому что основано на важном и неизбежном парадоксе.
Как только основополагающие правила жизни изменяются, вы лишаетесь возможности осознавать, какие воспоминания о вашем предыдущем воплощении были утрачены. Ни один взрослый не знает наверняка, что он потерял в процессе взросления, потому что его мозг не может в полной мере восстановить ментальность, в которой воспоминания детства наполнены смыслом. На этом уровне изменений приходит что-то вроде частичной смерти.
Взросление – естественный пример, но изменение технологий заставляет взрослых поколение за поколением переживать похожие искусственные потрясения.
Мы не можем полностью погрузиться в эмпирический мир охотника и собирателя. Почти невозможно размышлять о субъективной структуре жизни до появления электричества. Мы не можем в полной мере знать, что мы потеряли в ходе того, как стали более технологически продвинутыми, так что испытываем постоянные сомнения по поводу собственной подлинности и жизнеспособности. Это необходимый побочный эффект нашего выживания.
Среди недавних примеров ностальгического настроения в духе Руссо – философское течение деконструктивизма, движения в поддержку «натуральности» медицинских препаратов и пищевых продуктов, а также рост популярности так называемых традиционных, фундаменталистских версий мировых религий, особенно в тех аспектах, которые касаются размножения людей. Нам свойственны новые представления о подлинности, являющиеся попыткой удержаться за что-то, что мы не можем четко сформулировать и что могли утратить на пути к современности.
Моя цель – не высмеять руссоистское настроение. Как я уже говорил, его логическое обоснование не только оправданно, но и неизбежно.
В то же время важно помнить, что ностальгия по дотехно-логическим временам держится на ложных воспоминаниях. Это справедливо как в малом масштабе нескольких веков, так и в крупном масштабе всей истории жизни. Любой малейший генетический признак, которым вы обладаете, от наклона уголков глаз до манеры двигаться в такт музыке, выработался и сформировался за счет отрицательных пространств, вырезаемых из общей картины смертями ваших потенциальных предков до достижения ими репродуктивного возраста на протяжении сотен миллионов лет. Вы – отзеркаленное изображение неизученных периодов глубокой печали и жестокости. Ваши потенциальные предки всевозможных видов, к которым уходит корнями дерево жизни, были съедены, умерли от болезней или их отвергали представители противоположного пола до того, как они успевали передать свои гены и внести свой вклад в ваше наследие. Та часть вас, которую составляют ваши гены, – сумма того, что осталось за миллиарды лет крайних проявлений насилия и обездоленности. Современность – это воплощение того, как люди вышли из свирепого эволюционного отбора.
К сожалению, следствием руссоистского настроения иногда становятся ужасные поступки, часто доходящие до разрушительных крайностей. В идеологии террористов, от исламских фундаменталистов-смертников до зоозащитников и участников нападений на клиники, где делают аборты, всегда можно разглядеть отголоски ностальгических настроений.
Но эти настроения вовсе не обязаны быть жестокими. Я и сам охотно им предаюсь, но только принимаю их в легкой, можно сказать, гомеопатической форме. Практически почти каждый знакомый мне технарь тщательно скрывает в шкафу какой-либо фетиш в руссоистском духе. Один и тот же человек может участвовать в разработке «Augmented Wilderness», виртуального симулятора жизни в дикой природе, и склоняться к «первобытным» ритуалам Кремниевой долины, таким как фестиваль «Burning Man». Комната, в которой я пишу эту книгу, полна редких старинных музыкальных инструментов, на которых я учился играть. Думаю, что цифровой музыке чего-то не хватает, и я не хочу это что-то терять. Это абсолютно здраво.
Есть ли в живой музыке нечто ценное и необходимое, чего не может передать компьютер? Перед нами предстает очередное воплощение пари Паскаля
[64]. Не знаю наверняка, но цена того, чтобы придерживаться своей позиции и дальше, кажется мне разумной, в то время как цена утраты этого компонента может оказаться чересчур высокой. Даже несмотря на то, что последующая амнезия все равно скроет от меня эту утрату.
Можем ли мы контролировать собственную силу?
Томас Мальтус высказывал опасения по поводу апокалипсиса в натуралистичных рамках вместо устоявшихся сверхъестественных. В будущем, которое так его ужасало с позиций XVIII века, наши собственные успехи приносили бы нам дары, которые мы не могли усвоить, что вело к катастрофе.
Типичный мальтузианский сценарий подразумевает, что развитие сельского хозяйства, медицины и здравоохранения вкупе с индустриализацией ведут к нестабильному и резкому приросту населения, что в свою очередь становится причиной катастрофического голода. Наши обожаемые технологические достижения продолжают соблазнять нас, даже если чреваты разрушением.
После Мальтуса тема «популяционной бомбы», как назвал ее в 1960-х годах Пауль Эрлих, поднималась неоднократно. В документальном фильме «Обратная сторона прогресса» [1], основанном на книге «Краткая история прогресса» [2], эта мысль формулируется так: «сейчас мы подбираемся к той точке, в которой технический прогресс ставит под угрозу само существование человечества».
Перспектива массово повторить судьбу Икара всегда занимала умы людей. Глобальные изменения климата – главный пример из современной реальности. Еще один пример – оружие массового поражения в руках террористов. Можно также упомянуть вирусы эпохи реактивного транспорта, возможность глобального радиоактивного заражения вследствие перехода на атомную энергетику, когда запасы нефти иссякнут, и так далее. Некоторые авторитетные эксперты в области технологий публично выражали опасения, что потомки наших компьютеров могут убить нас уже в этом веке.
Мальтузианские сценарии не просто ужасающие, они также отличаются своей жестокой иронией. Образованное население стран с высоким уровнем индустриализации в наши дни часто сталкивается с популяционной бомбой обратного действия: спиралью депопуляции. Так называется ситуация, при которой уровень рождаемости слишком низок, чтобы поддерживать численность населения и сохранять возрастной баланс. Я уже говорил выше о ситуации в Японии. Южная Корея, Италия и многие другие страны также переживают период депопуляции. Именно «менее развитые» страны, напротив, переживают период резкого прироста численности населения.
