Я не марксист. Мне очень нравится конкуренция на рынке, и коммунизм – последний общественный строй, при котором мне хотелось бы жить. Моя жена выросла при коммунизме в столице Беларуси – Минске, и я твердо убежден в его несостоятельности. Но если выбрать правильные фрагменты, то текст Маркса может выглядеть невероятно актуальным.
Вероятно, каждый думающий технологический специалист переживал период неверия в собственные силы из-за сценариев луддизма. Вред, нанесенный карьерам рабочих технологическим прогрессом, неравномерно распределяется среди людей. Если прождать достаточно долго, каждый из нас может оказаться потенциально уязвимым кандидатом в луддиты, даже если это произойдет лишь раз и только с некоторыми невезучими людьми. Изменения в технологиях несправедливы, по крайней мере в краткосрочной перспективе. Сможем ли мы жить с такой несправедливостью?
Техногики спокойно спят по ночам, потому что выгода от технического прогресса на первый взгляд такова, что от нее в конечном итоге выиграют все, и миру ничто не угрожает. Вместе с новыми технологиями появляются новые рабочие места, даже если при этом исчезают старые. Потомки луддитов сегодня живут среди нас и работают биржевыми маклерами, личными тренерами и программистами. Но в последнее время их взрослые дети не покидают родительский дом. Неужели цепь прервалась?
Ни профессиональная подготовка, ни престиж профессии не спасут людей от возможности повторить судьбу луддитов. Роботы-фармацевты и программы с «искусственным интеллектом» проводят правовые исследования, которые раньше выполняли люди-юристы, и уже доказали свою эффективность и экономичность [4], и все же их разработка по-прежнему находится на начальной стадии. Единственная выгодная позиция при таком положении дел – это место владельца высшего узла в сети. Но даже она может лишиться любых гарантий, если останется для людей единственно безопасной.
Маркс также писал о менее заметной проблеме «отчуждения» – ощущения, что личность лишена всякой уникальности, когда она является лишь частью чьей-то схемы на фабрике высоких технологий. Сегодня многие беспокоятся о подлинности и насущности жизни в сети. Действительно ли наши сетевые «друзья» настоящие? Это беспокойство – отголосок почти двухсотлетних идей Маркса во временах, когда информация становится тождественна производству.
Смысл в борьбе
В научно-фантастической повести «Машина времени», опубликованной в 1895 году, Герберт Дж. Уэллс предсказал будущее, в котором человечество разделилось на два вида – элоев и морлоков. Оба выжили на обломках цивилизации, попавшей в ловушку марксистского кошмара. Первоначальная разница между бедными и богатыми зашла настолько далеко, что превратилась в межвидовые различия, и роли каждого из видов значительно обесценились. Элои произошли от бедных и стали смирными и покорными, а морлоки – от богатых и стали вырождаться.
Морлоки могли произойти от нынешних владельцев социальных сетей или хедж-фондов, а предки элоев поначалу, несомненно, считали себя счастливчиками, поскольку бесплатные инструменты помогали им более эффективно перекантовываться друг у друга. В видении будущего по версии Уэллса интересно то, что представители обоих видов превратились в примитивных существ, утративших человеческий облик. (Морлоки поедают элоев, полностью лишившись эмпатии и человеческого достоинства.)
Мрачные настроения в научной фантастике, как в «Машине времени» или романах Филипа К. Дика и Уильяма Гибсона, обычно возникают потому, что роль людей начинает казаться незначимой из-за технологического прогресса. Если научная фантастика радостно смотрит в будущее, то это происходит потому, что ее герои остаются людьми и успешно преодолевают проблему ненужности людей.
Бороться можно с инопланетными пришельцами («Война миров»), с понятным древним злом («Звездные войны»), искусственным интеллектом («Космическая одиссея 2001 года», «Матрица», «Терминатор», «Звездный крейсер “Галактика”») и многими другими врагами. В любом случае научная фантастика по большому счету относится к ретростилю в том плане, что она воссоздает старт эволюции человечества, когда роль человека была обусловлена обстоятельствами, в которых смысл был неотделим от выживания.
Практический оптимизм
Когда научная фантастика оптимистично смотрит в будущее, она помогает нам понять, каким будет смысл человеческого существования, когда люди получат больше возможностей благодаря своим изобретениям. Оптимистическая научная фантастика предполагает, что нам не нужно создавать искусственные условия борьбы против собственных изобретений, чтобы раз за разом доказывать, на что мы способны.
В вымышленном мире будущего из сериала «Звездный путь»
[67]новые устройства не просто появляются в результате того, что мир стал более продвинутым в технологическом плане, а потому что он стал более нравственно развитым, более интересным, сексуальным, осмысленным и наполненным приключениями. Да, это чистой воды китч, просто смешной на большинстве уровней, ну так и что с того? Этот глупый телесериал отражает все важное и привлекательное в технокультуре лучше, чем что-либо еще. Жаль, что ему на смену так и не пришли более достойные образцы.
Важная черта «Звездного пути» и всей остальной оптимистической и героической научной фантастики заключается в том, что в центре всех приключений остается узнаваемый человек. В центре круглого высокотехнологичного капитанского мостика космического корабля Enterprise восседает кто-то вроде Кирка или Пикарда, то есть сильная личность
[68].
Почти невозможно поверить в то, что оптимистично настроенные технические специалисты реального мира 1960-х, когда «Звездный путь» только начали показывать, смогли успешно совершить такие чудеса, как высадка на Луне, без компьютеров или материалов, которые есть в нашем распоряжении сегодня. Достойно уважения.
Связь между оптимизмом и достижениями кажется мне явно американской идеей, но это потому, что я сам американец. Наша популярная культура постоянно транслирует идею, что оптимизм – часть волшебного зелья успеха. Явное предначертание, ораторы-вдохновители, – «если построить, они придут», Волшебник из страны Оз, раздающий свои медали.
Оптимизм играет особую роль, если за ним наблюдает технический специалист. Странное дело – иногда технические специалисты принимают оптимизм так, как будто это волшебный интеллектуальный афродизиак. Мы придумали светскую версию пари Паскаля.
Паскаль предполагал, что человек должен верить в Бога, поскольку если Бог существует, то выбор будет верным, а если Бога нет, то вред из-за того, что вы придерживались ложной метафизической веры, будет невелик. Действительно ли оптимизм влияет на результаты? Лучше всего верить, что ответ на этот вопрос «Да». Я полагаю, что упрощенное выражение «пари Кирка» послужило бы для него хорошим названием.
