Дом № 77 находился на улице Полины Осипенко. Его построили в 1929 году в виде буквы «Г», длинная часть которой протянулась параллельно Садовому кольцу, а короткая — выходила на Садовническую улицу. Уже через несколько лет после строительства эта многоэтажка подверглась серьезной реконструкции. При сооружении нового большого Краснохолмского моста на Садовом кольце длинная часть дома оказалась помехой для устройства съездов с кольца на набережную. Решение приняли в духе советского времени: дом «распилили» надвое и его длинную часть передвинули на несколько десятков метров в глубь двора.
Образовавшийся при этом зазор между половинками здания вскоре заполнили, построив многоэтажную вставку, благодаря которой дом № 77 вновь стал единым целым. Именно здесь, в этой вставной части-пристройке, и произошла катастрофа.
Взрыв раздался в половине десятого вечера. Очевидцы — жители соседних подъездов — потом рассказывали, что внутри вставной части дома прогремели даже два взрыва — один за другим. А вслед за этим произошло нечто невероятное и удивительное: несколько верхних этажей этой части дома, словно отрезанные от нижних ярусов, поднялись в воздух. Затем, на секунду-другую зависнув, обрушились вниз. Почти все, кто находился внутри помещения, погибли.
Трагедию отличали и другие необычные моменты. Мощной взрывной волной некоторых жильцов выбросило через окна на улицу, причем несколько человек отлетели на десятки метров. По сохранившимся свидетельствам, одну женщину вместе с сорвавшимся балконом ее квартиры даже забросило на Садовое кольцо А другой пожилой мужчина совершил по воздуху головокружительный полет до самого Краснохолмского моста. При этом он не получил серьезных травм. Однако вскоре скончался от сердечного приступа, вызванного стрессом.
Удивительные вещи происходили и с жильцами нижних, не тронутых взрывом этажей. Какой-то неведомой силой их подбросило к потолку вместе с предметами мебели. Но обвинять в подобном взрывную волну было нельзя: ее следов в этих квартирах не обнаружилось, так как стены и потолки не имели серьезных повреждений.
Для расследования ужасного происшествия сразу же создали специальную комиссию, которую возглавила оперативная группа сотрудников КГБ. Было выдвинуто несколько версий происшествия: диверсия против советской власти, взрыв авиабомбы, уцелевшей со времен войны, и наконец взрыв бытового газа. Это последнее предположение в итоге и легло в основу выводов комиссии. Серьезным аргументом в пользу этой версии послужила найденная среди обломков пострадавшей части дома № 77 развороченная взрывом газовая труба.
Именно про взрыв газа следователи КГБ доложили Брежневу, который на следующий день побывал на месте трагедии. Вид страшных руин в самом центре столицы СССР, огромное количество жертв этого ЧП произвели на него очень сильное впечатление. После этого он велел заменить в городских квартирах газовые плиты на электрические. А через некоторое время было принято и соответствующее решение, по которому во всех новых домах высотой более девяти этажей должны были устанавливаться только электрические плиты.
Однако официальные выводы следствия никак не объясняли некоторых тайных деталей катастрофы. Например, анализ этого случая, который проводили специалисты — взрывотехники, ученые-физики. Этот анализ позволил им сделать однозначный вывод: последствия ЧП никак не похожи на классические результаты взрыва бытового газа в помещениях. Более того, картина, вырисовывающаяся из показаний очевидцев, позволяла предположить невероятное: в тот роковой момент в районе взрыва на несколько мгновений исчезло гравитационное поле!
Альтернативную версию тайком высказали сторонники существования аномальных зон. По их мнению, в месте вставки дома № 77 произошел так называемый гравитационный взрыв — выброс энергии из разлома в земной коре, сопровождающийся локальными сейсмическими толчками. Этот выброс мог быть искусственно спровоцирован взрывчатым веществом неизвестного происхождения. Таким образом, вставка дома могла послужить полем некоего эксперимента, всю силу которого не рассчитали правильно, поэтому и произошли такие последствия.
Аномальщики раскопали архивные свидетельства, подтверждающие версию о существовании разлома земной коры в районе пересечения Садовнической улицы и Садового кольца.
Оказывается, на том же самом участке, где в 1930 году возвели вставку — перемычку для злополучного дома, уже случались подобные инциденты. Так, в 1902 году вдруг, без видимых причин, рухнул стоявший здесь доходный дом. А через четверть века столь же загадочным образом развалилось поставленное на его месте здание булочной.
Очевидно, именно этой информацией решили воспользоваться в спецслужбах для проведения секретного эксперимента, который вышел из-под контроля и привел к таким разрушительным последствиям.
Полуразрушенную взрывом вставку дома № 77 решили не восстанавливать. Руины разобрали, а две части некогда единого Г-образного дома превратили в отдельные здания, оба под номером 77. Два эти дома по-прежнему остались жилыми зданиями.
Однако часть здания словно была оборвана: вместо привычного стыка двух плоских стен на его углу остался странного вида многогранный выступ. Это был след от примыкавшей многоэтажной вставки. А в жилом корпусе этого дома нумерация квартир начинается с № 63. Первые 62 квартиры были разрушены взрывом. Взрывом, информация о котором стала государственной тайной.
Глава 16
— Слушаю вас, — декан кафедры, где работал преподаватель Тимофеев, указал Емельянову на стул напротив. Нет, он не играл в большого начальника, просто был взволнован и встревожен.
Опер сразу понял: декана уже допрашивали не раз, и это не могло не оставить последствий. Последствия этого были видны в выражении его глаз, дрожащих руках, которые он так хотел спрятать, но не мог, в голосе, который, выбираясь наружу сквозь сжатое горло, выдавал правду — ему не хватает воздуха. Воздуха всегда лишали при допросах, и было страшно, стыдно, невозможно обо всем вспоминать. Особенно если человек попадал в лапы допрашивающих просто так, ни за что.
— С вами уже говорили? — Емельянов удобно устроился на стуле, закинул ногу на ногу, демонстрируя браваду и уверенность в себе — он умел блефовать.
Если б декан Политехнического института не был бы напуган настолько и сумел сохранить над собой хоть какой-то контроль, он мог бы поинтересоваться, на каком основании его допрашивают сотрудники уголовного розыска, попросить Емельянова показать документ. А ведь кроме удостоверения у Константина никакого документа не было, и находиться здесь официально по этому делу он не мог.
Но декан этого не мог знать, он был слишком запуган, боялся даже дышать, а потому воспринял появление оперуполномоченного из уголовного розыска как должное.
— Я уже рассказал все, что знал, — тяжело вздохнул он.
— Сотрудникам госбезопасности? — прищурился Емельянов.
