Когда из красивого актера, любимца женщин, Павел Левицкий был превращен в бесформенное, изуродованное тело, от страха и боли трясущееся, как подтаявшее желе, Емельянов легонько пнул его ногой и задал один-единственный вопрос:
— Кто в меня стрелял?
Левицкий заплакал. Затрусился, как в припадке, а на кровавом месиве вместо лица заструилась мешанина из крови, пота и слез.
— Видит Бог… Я не знаю… Меня дома не было, — плакал актер.
— Бог тебе не поможет. Его вообще нет, — почти ласково сказал Емельянов. — Я хочу знать, кто в меня стрелял.
— Я не знаю… Богом… клянусь… — Левицкий попытался перекреститься, но не смог.
— Ладно, — вздохнул Емельянов, — подойдем с другого боку. За что ты убил Киру Вайсман?
— Киру? — Реакция, последовавшая за этим, была просто невероятной — Левицкий резко попытался сесть и прислониться к стене. Ему это удалось.
— Зачем мне убивать Киру? Я ее любил, — затрясся он.
— Поэтому ты накормил ее нембуталом? — спросил Емельянов, не собираясь сообщать дополнительную информацию о том, что Кира Вайсман была убита инъекцией.
— Чем накормил, вы что? Кира вообще такого не принимала! Мы из-за этого и расстались.
— Из-за чего именно вы расстались?
— Таблетки… Я их принимал. Уже не мог без них. А Кира не выносила всего этого. Она просто с ума сходила, когда я приходил к ней под кайфом. А потом она бросила меня…
— Почему же все говорили о том, что вы расстались из-за твоего увлечения какой-то актрисой?
— Это Кира придумала и специально распустила слухи, чтобы никто не узнал. Она не хотела, чтобы про меня поняли правду. Из-за этого у меня могли быть неприятности. Она… — Левицкий вздохнул, — …она меня любила.
— Давно ты сидишь на таблетках?
— Уже пять лет. Давно…
— В шкафу в стене, в тайнике, только для твоего употребления?
— Нет, — Левицкий снова затрясся, в этот раз от того, что прекрасно понимал любую бессмысленность своей лжи, — я… продавал наркотики…
— Кому?
— Актерам. Техперсоналу. Всем, с кем работал.
— А на вырученные деньги покупал одежду у фарцовщиков?
— Я же актер!.. Я же должен хорошо одеваться!..
Внезапно Емельянов понял одну вещь: Левицкий признается в торговле наркотиками потому, что по статье за это срок был бы просто смешным, если не условным. То есть несравнимым со сроком за предумышленное убийство… Это означало, что Левицкий был человеком опытным, законы знал и был прекрасно подготовлен ко всему. Поэтому Емельянов сразу спросил в лоб:
— Значит, Киру Вайсман ты убил за то, что она знала о твоих махинациях с наркотиками? Чтобы она молчала?
— Я ее не убивал! — закричал Левицкий.
— Киру Вайсман убили нембуталом, — продолжал Емельянов. — В твоем шкафу нашли целый склад этой гадости, во всех видах. И ты будешь говорить, что ее не убивал? Кто тогда убил?
— Я не знаю! Я давно не видел Киру. Она не хотела общаться со мной. Я пытался с ней помириться, правда! Но Кира не хотела со мной разговаривать. Я ее любил. Зачем мне ее убивать?..
Больше допрос Левицкого не дал никакого толку. Емельянов понял, что актер дошел уже до такого состояния, что его можно просто забить насмерть и не услышать ничего нового. Это состояние апатии ко всему было самым страшным в задержанных. Редко кому удавалось выходить из него без потерь. Поэтому опер велел увести актера. А сам принялся писать протокол допроса.
На планерке в кабинете Жовтого Емельянов кратко доложил о результатах обыска в квартире актера Павла Левицкого и о своих предположениях, что Левицкий убил инъекцией нембутала Киру Вайсман. Жовтый выслушал все очень внимательно, потом резюмировал:
— Сомнений нет, его работа. Давай закрывай дело, пиши все необходимые бумажки и сдавай все, как положено. Дело будем считать закрытым. Это по убийству. А вот по наркотикам… Ты представляешь, Емельянов, как все это испортит нам статистику?
Емельянов представлял. Дела, связанные с продажей наркотиков, считались самыми плохими — они портили общий портрет социалистического общества. Но в последнее время таких дел появлялось все больше и больше.
Официально наркомании в СССР не было. Точно так же, как не было организованной преступности, педофилии, серийных убийств, секса, трущоб, крупных техногенных катастроф. Наркотики считались уделом «загнивающего капитализма».
На протяжении всех лет существования советской власти официальная пропаганда утверждала, что в СССР отсутствует социальная среда, в которой может развиваться наркомания. Мол, явление это свойствено исключительно буржуазному обществу, и с давних времен страдают от наркомании исключительно богатые зарубежные бездельники. А социалистическим труженикам это не грозит.
Впрочем, отдельных случаев наркомании никто не отрицал, так как очевидного нельзя было отрицать. Настоящим же бедствием в СССР было пьянство, алкоголизм. На это направлялись основные усилия борьбы. А наркотики считались делом редким и побочным. И конечно, никаких силовых спецподразделений для борьбы с незаконным наркооборотом не было.
8 мая 1964 года было отправлено сообщение Министерства охраны общественного порядка, будущего МВД, адресованное Бюро ЦК КПСС. Оно имело гриф «Совершенно секретно».
Министр охраны общественного порядка был крайне обеспокоен тем, что на территорию СССР завозится все больше наркотиков. Основными поставщиками зелья были Средняя Азия и Казахстан. Он писал о том, что за последнее время широкое распространение получило употребление наркотических веществ, особенно гашиша. Для заинтересованных граждан он был самым желанным и востребованым наркотиком.
По словам министра, «в погоне за легкой наживой поставщики и спекулянты при перевозе гашиша прибегают к различного рода уловкам и ухищрениям. Они помещают его в специально подготовленные чемоданы с двойным дном, в банки с консервированными фруктами или вареньем, начиняют им резиновые мячи, арбузы, дыни. Нередко пересылают его в посылках или багажом».
В качестве перевозчиков использовались, как правило, проводники дальнего следования, работники вагонов-ресторанов, то есть все те люди, которые профессионально были связаны с транспортом.
Из сообщения министра члены Бюро ЦК КПСС узнали, что советские наркоманы часто похищают наркотические вещества из аптек, больниц, поликлиник, складов и других мест хранения медикаментов или же по украденным рецептам получают их в аптеках. А другие наркоманы вступали в преступный сговор с медицинскими работниками, покупая у них наркотические средства или получая за определенное вознаграждение рецепты.
Килограмм гашиша приносил наркодилерам прибыль в 700–800 рублей, что в 1967 году составляло 8–9 средних зарплат. Считалось, что милиция пресекает примерно всего одну десятую часть противоправных действий в данной сфере. Так, считая очень приблизительно, можно понять, что наркоманы любого крупного советского города могли выкурить за год до 8 тонн дури. Цифра совершенно не маленькая.
