— Перейдем к делу, — сообщил он, едва я успел войти в кабинет. — У нас ЧП, кто-то хочет убить президента.
— Господи, неужто у кого-то поднялась рука на гаранта конституции? — всполошился я и озабоченно добавил: — Надо немедленно сообщить в ФСБ.
— Перестаньте корчить из себя идиота, Кондратьев! — проревел Вайсфельд. — Покушались на президента «Русской стали».
— Слава тебе господи, а то я уж подумал… — пробежавшись взглядом по кабинету в поисках иконы и не обнаружив таковой, я перекрестился на баскетбольное кольцо. — У вас, у коммерсантов, такое случается, я слышал. Может, он кому денег должен или обидел кого?
— Вы вообще соображаете, что говорите?
— Не очень, — честно признался я. — У меня другая жизнь и другие проблемы. И вообще, я совершенно не понимаю, чем могу быть полезен. Это дело милиции или ФСБ.
— Стас, — вмешался Степаныч. — Мы не можем туда обратиться. Положение обязывает нас решать такие вопросы самостоятельно.
— Почему, не понимаю.
— Вот именно, не понимаете, — опять взял слово хозяин кабинета. — Мы — гиперкомпания с серьезным авторитетом, современным менеджментом и мощной инфраструктурой, службой безопасности в том числе. Если мы сами не сможем решить эту проблему, всем станет ясно, что наш менеджмент неэффективен и мы уязвимы, а это сигнал для конкурентов.
— Вот уж не думал, что у вас есть конкуренты.
— Конкуренты есть у всех.
— Все равно эта работа не по моему профилю.
— А вот тут, Стас, ты ошибаешься, — снова вступил в разговор Терехин. — Очень даже по-твоему. Итак, восемь дней назад в загородной резиденции господина Крупина был небольшой прием по случаю, в общем, это не важно. Присутствовал достаточно узкий круг гостей, каждый из которых приехал со своей охраной. Тот человек умудрился как-то проникнуть на территорию и затерялся среди сотрудников. Охрана Иванова считала, что он работает у Петрова, а та, в свою очередь, что он охраняет Сидорова и так далее. Тебе это ни о чем не говорит?
Я пожал плечами.
— Подумаешь, бином Ньютона, задачка вполне по силам любому оперу.
— Тогда слушай дальше. В разгар вечеринки этот человек отделился от общей группы и попытался приблизиться к Петру Николаевичу. Когда личная охрана господина Крупина попробовала его остановить, он вывел из строя четверых лучших телохранителей, на минуточку — бывших сотрудников федеральной службы охраны. А потом исчез, как в воду канул.
— Так-таки и исчез?
— Веришь ли, именно так и было. Естественно, начались поиски, охрана гостей подключилась.
«А он среди них бегал и сам себя искал, только усы отклеил», — подумал я и спросил:
— Видеонаблюдение в особняке, конечно же, работало?
— А как же, — Степаныч достал из папки несколько фотографий и перепасовал мне через стол, — вот, полюбуйся.
Я сразу узнал человека, изображенного на них, хотя со времени нашей последней встречи прошло шестнадцать лет и над его внешностью явно поколдовали специалисты по пластической хирургии. Толя Фиников, оперативный псевдоним — Грек, один из лучших в нашей службе, спокойный, выдержанный, очень надежный человек. Нам несколько раз довелось работать вместе, и я всегда доверял ему. Впрочем, это не помешало Толе всадить в меня две пули в июне девяносто первого в Швейцарии. Нам поручили тогда провезти около миллиона долларов почти через всю Европу и передать их человеку, ожидающему нас в небольшом селении в паре сотен километров от Женевы. Почему именно нам? Время было такое, рушилась крупнейшая империя, «потекли» ее спецслужбы. Начались нападения на наших курьеров за рубежом, кое-кого убили. Вот в Центре и решили, что пара притворщиков сможет незаметно перетащить эти деньги из точки А в точку Б. И потом, нам верили. Как показали дальнейшие события, одному из нас двоих — совершенно напрасно.
Почему меня не похоронили безымянным вдали от перестраивающегося Отечества и мне не стала пухом швейцарская земля? Выручило чувство, именуемое на профессиональном жаргоне чуйкой. Это уже потом, анализируя произошедшее, я вспомнил, как трепетно смотрел Грек на стопки импортных банкнот с портретами мертвых президентов, когда мы загружали их в автомобильный тайник, как всю дорогу молчал, как старался не смотреть в глаза… А тогда, действуя на чистой интуиции, я поступил вопреки своей многолетней привычке и надел-таки бронежилет. Каждая собака в нашей службе знала, что Скоморох ни при каких обстоятельствах эту штуку на себя не нацепит, потому что, во-первых, никаким броникам не доверяет, а во-вторых, полагает, что в случае любой сшибки важна не иллюзорная защищенность корпуса, а скорость движений и концентрация.
Наша машина съехала с оживленной автострады на тихую проселочную дорогу, проложенную через окультуренный швейцарский лесок. Я рулил, а Грек дремал или делал вид, что дремлет на переднем сиденье. Последние несколько часов он вел себя спокойно, и я уже не раз пожалел о надетой кольчужке. До конечного пункта оставалось километров десять, когда все и случилось.
— Тормозни, — попросил меня напарник. Машина остановилась, он выбрался наружу и скрылся за деревьями. Через несколько минут вернулся, открыл дверь и с ходу дважды выстрелил мне в правый бок из ствола с глушителем. Тут же открыл дверь с моей стороны и вытолкнул меня на дорогу, не желая пачкать кровью салон.
Пока он обходил машину, у меня хватило времени немного очухаться, и поэтому он не успел сделать контрольный выстрел — я открыл огонь первым и даже умудрился попасть ему в правое плечо. Он выронил пистолет, после чего прыгнул в машину и был таков.
Когда я с тремя сломанными ребрами вернулся в Союз, меня сразу же назначили виновным, в крайнем случае — соучастником. На счастье, Терехин, тогда еще капитан первого ранга, курировавший в то время нашу службу, хорошо меня знал и потому замолвил где надо словечко. Но все равно нервы мне тогда помотали неслабо.
А через год с небольшим ко мне домой завалились трое наглого вида молодых людей и стали настоятельно требовать «вернуть бабло», утверждая, что они «скупили все мои долги», и поэтому я им «по жизни должен». Помнится, тогда я не сдержался и сделал ребятам больно, после чего отзвонился дежурному по Управлению. По ходу расследования выяснилось, что мои гости — офицеры смежной службы, которым каким-то образом стало известно о том случае в Швейцарии. Вот такие были времена…
— Узнал? — вернул меня из воспоминаний ехидный вопрос бывшего куратора.
— Конечно.
— И что скажете? — вставил свои пять копеек Вайсфельд.
Я промолчал. А что я мог сказать?
— Теперь ты понял, Стас, зачем тебя пригласили. Притворщика может остановить только притворщик. Называй свои условия.
— Для начала выплатите мне обещанные деньги за то, что я приехал сюда и выслушал вас.
— Учтем при окончательном расчете.
— Э, нет. Уважаемый Григорий Борисович, вам доводилось слышать о втором законе Архимеда?
