— Товарищ капитан третьего ранга, разрешите доложить! Разведгруппа задание выполнила, стягивание в район Глебовки сил противника подтверждено. Во время рейда уничтожен склад боеприпасов фашистской полевой батареи калибром сто пять миллиметров (с калибром Степан разобрался еще в овраге, разглядев обозначения на ящиках), уничтожено до трети личного состава включая большинство младших офицеров и унтеров. Захвачен бронетранспортер и двое военнопленных, командир батареи и радист. На обратном пути разгромлен пост фельджандармерии, в том числе разбиты два мотоцикла. Потери — один убитый, один легкораненый.
И, глядя на вытягивающееся с каждым словом, лицо комбата, не удержавшись, добавил:
— Вы спрашивали, имеется ли у меня радиосвязь? Докладываю, теперь имеется! Радиостанция, одна или несколько, в этой бронемашине. В комплекте немецкий радист, понимающий по-русски. Обещал помочь разобраться. Вот еще полевая сумка командира батареи, там карта со свежими отметками, скорее всего, уже сегодняшними. Подробно не изучал, некогда было.
Несколько секунд Кузьмин молчал, переваривая более чем неожиданную информацию, затем сообщил:
— Ну, знаешь ли, Алексеев! Когда твой боец с донесением явился, хотел я тебя по возвращении как следует за самоуправство отчитать, а теперь… Эх, да что там говорить!
Шагнув к Степану, капитан третьего ранга порывисто его обнял, пророкотав в самое ухо:
— Ну, спасибо, разведка, вот уж подарок, так подарок! Всем, понимаешь ли, подаркам подарок! А про все остальное ты мне потом подробненько расскажешь, что да как. Кстати, остальная твоя информация тоже подтвердилась, вторая разведгруппа засекла немецкие танки численностью до батальона и колонну автомобилей с пушками на прицепе. Бойцы буквально за полчаса до тебя вернулись.
Резко отстранившись, комбат взглянул на застывших возле борта бэтээра морских пехотинцев, к которым присоединился и Аникеев:
— Благодарю за службу, товарищи бойцы!
Выслушав нестройное «служу трудовому народу», кивнул на пленных, снова обращаясь к Степану:
— И который из них радист?
— Вон тот, слева, — Степан призывно махнул рукой. — Ком, фриц, ком! Сюда давай!
Пленный осторожно приблизился и попытался вытянуться по стойке смирно, хоть со связанными руками выглядело это достаточно комично. На грязном лице застыла гримаса неуверенности и страха — после того, как на его глазах умер от раны один из русских, а второй всю дорогу сверлил его тяжелым взглядом, он уже не был уверен в своей дальнейшей судьбе. Поскольку за полтора проведенных на восточном фронте года насмотрелся на то, как относились его камрады к попавшим в плен красноармейцам. Глупо предполагать, что ответное отношение окажется лучшим. А если еще вспомнить про мирное население… как ни ужасно звучит, русские имели полное право мстить… Оставалось надеяться только на собственную полезность, которую он и собирался сейчас доказать. К счастью, у него в рукаве был припрятан еще один козырь, о котором даже не догадывался пленивший его солдат. Очень весомый козырь, вполне достаточный для того, чтобы гарантировать ему жизнь и более-менее нормальное отношение. Неприятно, конечно, что придется говорить при герре гауптмане, в подобных делах лучше обойтись без свидетелей, но что поделать? Приходится рисковать…
— Обьер-фьельдфебель Отто Майнер, герр официр! Oberfunkmeister… ратист, старший ратиотьехник. Kommunikationstruppen… фойска свьязи, — пленный дернул связанными руками, коснувшись пальцем погона, отороченного по краю лимонно-желтой выпушкой.
— Sie k?nnen Deutsch sprechen. Ich verstehe, — неожиданно произнес комбат.
— Sehr gut, Herr Offizier! Das macht es viel einfacher![1] — просветлел лицом Майнер. По-немецки русский командир говорил хоть и с заметным акцентом, тщательно подбирая слова, но достаточно уверенно.
«Дойч шпрехен», «ферштейн», «зир гут» и «герр официр» Степан еще понял, остальные слова оказались незнакомы. Комбат сказал, что понимает по-немецки, а пленный этому обрадовался. Остальное, собственно, не столь и важно — Кузьмин и без него разберется. Так что можно идти к ребятам, его роль на этом заканчивается. Да и перевязаться не мешает. Не говоря уж о том, что живот от голода сводит…
— Господин офицер, я могу помочь разобраться с радиостанцией! — с воодушевлением затараторил обер-фельдфебель. — Кроме того, я могу сообщить нечто важное! Надеюсь, со мной станут обращаться согласно конвенции о военнопленных?
— Разумеется, — закаменел лицом капитан третьего ранга, играя желваками. Как любой другой боевой командир, он уважал сильного противника, но терпеть не мог трусов и предателей, что с той, что с этой стороны. Стоящий перед ним фашист относился как раз к последней категории. Но дослушать придется, без пленного разобраться с радиостанцией будет трудно — если вовсе возможно. — Я гарантирую вам жизнь и нормальное отношение. Но не испытывайте мое терпение! Говорите!
— Благодарю, господин офицер. Это именно то, что я хотел услышать. Мне необходимо вам что-то показать. Этот предмет находится в бронетранспортере. Разрешите принести?
Комбат взглянул на Алексеева, вполуха слушавшего непонятный разговор:
— Старлей, фриц говорит, что готов сотрудничать и хочет показать нечто важное в броневике. Сходи с ним, пусть принесет. Потом можешь быть свободен. Передохните немного, но шибко не расслабляйтесь, через полчаса выдвигаемся.
— Есть, — хмуро кивнул морпех — последняя фраза ему не понравилась. Но не спрашивать же прямо сейчас, куда именно они собираются выдвигаться? Нет, нужно поговорить с Кузьминым наедине…
Встретившись с радистом взглядом — большую часть сказанного тот худо-бедно для себя перевел, — морпех мрачно кивнул в сторону бэтээра:
— Давай, форвертс. Показывай, чего там такого важного. И без глупостей, — не столько из реальной необходимости (случись что, он этого дрища и голыми руками в бараний рог скрутит), сколько работая на единственного зрителя, Степан отстегнул клапан трофейной кобуры.
Пленный намек понял — аж круглые очочки на носу подпрыгнули. И торопливо рванул к корме «двести пятидесятого». Возле бронетранспортера остановился, вытянув перед собой связанные руки, и вопросительно взглянул на конвоира. Усмехнувшись — ладно, заслужил, что уж там! — Степан рассек бечевку штык-ножом. Опасливо косясь на мертвого, радист боком пробрался вперед, покопался возле радиостанции и выполз наружу с продолговатым деревянным ящиком в руках. Судя по всему, ящик был достаточно тяжелым — тащившего его за кожаную ручку фрица ощутимо клонило в сторону.
— Что это? — спросил Кузьмин, разглядывая непонятный предмет. И тут же поправился, осознав, что произнес вопрос на родном языке:
— Was ist das?
— Шифровальная машина «Энигма», господин офицер! — с готовностью пояснил Майнер. — Полагаю, вы знаете, насколько это ценная вещь!
Кузьмин промолчал, зато старлей, услышав это самое «Enigma kryptografische maschine», замер, словно почуявшая дичь охотничья собака. И едва не расхохотался — блин, так вот какую мысль он не мог поймать, когда дожидался Левчука на дороге! Ну, конечно же, «Энигма»! Та самая знаменитая роторная шифромашина, желанная добыча всех разведок стран антигитлеровской коалиции! Разумеется, когда фрицы осознают, что суперсекретный гаджет уплыл к русским, шифры они сменят. Но пока это произойдет, фашистам можно столько дезы слить, что мама не горюй! Да за таким трофеем командование, скорее всего, сразу же отдельный самолет вышлет! Непонятно, правда, что столь ценный аппарат делал в одной из рядовых артбатарей — неужели у немцев любые подразделения собственными средствами шифрования оснащались? Да нет, глупости, быть такого не может! Что-то тут не так…
