— Он бы не погиб. Мои люди — лучшие в своем деле. И все было бы совершенно не так. Если бы ты и… и Джонни оказались в опасности, я сам бы охранял вас. Я никогда и никому не доверил бы эту задачу. Это неудачный вопрос. Я бы в первую очередь убедился, что подобной ситуации никогда не возникнет. Если бы я… нес за тебя ответственность… ты бы никогда не оказалась в опасности.
— Но если бы это все же случилось?
— Мои люди ежедневно рискуют, — нехотя ответил он. — Люди умирают, а работа продолжается. Именно поэтому у нас нет ни жен, ни сыновей.
— М-м-м-м-м, — ответила я. — Ну что ж, ты сам уже как минимум дважды нарушил собственные правила. Ты расскажешь им об этом, когда вернешься?
Возникла пауза.
— Я не вернусь, пока не выполню свое задание, — сказал он. — И я действительно пришел сюда, чтобы повидаться с твоим братом. Уже поздно, я должен сделать, что нужно, и уходить.
Он встал, все еще держа в руках одеяльце. Джонни азартно трудился, набрав полные кулачки песка. Я встала.
— Полагаю, совершенно бессмысленно просить тебя вернуться целым и невредимым, — сказала я, изо всех сил пытаясь, чтобы мой голос звучал ровно. — Наверное, бессмысленно даже просто просить тебя вернуться. Но пока тебя нет, я буду жечь свечу. Береги себя.
— Мне надо идти, Лиадан. Не бойся за меня. Мы с твоим братом прекрасно понимаем, на какой риск идем. Я… мне пора уходить. Во имя всего святого! — вдруг воскликнул он, снова обнимая меня. — Я отдал бы что угодно, лишь бы провести эту ночь с тобой. Видишь, каким дураком я становлюсь, когда… — И он снова поцеловал меня, глубже, яростнее. Мне показалось, что это его последний поцелуй, поцелуй воина, уверенного, что он отправляется на свою последнюю битву. Казалось бы, чего проще, отступить на шаг и отпустить его? Но мои руки словно бы жили собственной жизнью, держали и не отпускали, а его руки обвились вокруг меня крепким, горячим кольцом.
— Ты все еще веришь, что я тебя заворожила, наложила какие-то женские чары? — выдохнула я.
— А что мне еще думать? Стоит мне коснуться тебя, и я забываю, кто я такой, чем я являюсь, а чем нет.
— Это широко известное явление, — ответила я, пытаясь улыбнуться. — Когда мужчина и женщина находят друг друга, когда их тела говорят друг сдругом… может быть, дело только в этом.
— Нет. Здесь все иначе.
Я не стала возражать, я и сама верила, что он прав. Одно дело, притяжение плоти, пусть и очень сильное, как я уже убедилась. Но наша связь была неизмеримо сильнее и глубже: вечная, нерушимая, тайная. Я не забыла, как те голоса в пещере убеждали меня: «Прыгай!»
— Лиадан, — прошептал он, зарывшись губами мне в волосы.
— Что?
— Скажи, чего ты от меня хочешь?
Я прерывисто вздохнула и слегка отстранилась, чтобы видеть его лицо. Оно, несмотря на маску ворона, выглядело очень серьезным и впервые за все это время очень юным. Двадцать один, не больше, хоть мне и сложно было в это поверить.
— Чтобы твой дух излечился от ран, — тихо проговорила я. — Чтобы ты смог увидеть свой путь. Больше я ничего не хочу.
Секунду мне казалось, что он не знает, что ответить, он озадаченно хмурил брови.
— Я ожидал совсем другого ответа. Ты всегда умудряешься сказать что-нибудь такое, что я просто не нахожу слов.
Я подняла руку и погладила узор, обводивший его серый глаз и спускавшийся по щеке к подбородку.
— Мне уже говорил об этом мой дядя Конор. Он приглашал меня с сыном уйти к ним в лес и примкнуть к друидам.
— Не уходи! — Он отреагировал немедленно, словно голос того самого, плачущего во тьме мальчика эхом прозвучал в мозгу. Он сжал меня так, что я начала задыхаться. — Не забирай его!
У меня заколотилось сердце. Он напугал меня.
— Все хорошо, — тихо успокоила я его. — Я все так же буду жечь для тебя свечу. Ведь я пообещала, а я никогда тебе не вру.
Я уткнулась лбом в его грудь, думая, что просто не вынесу минуты, когда он выпустит меня из объятий и исчезнет в лесу.
— Ты сказала, чего хочешь для меня, — очень тихо произнес Бран. — А чего тебе хочется для себя самой?
Я посмотрела ему в глаза, мне казалось, что ответ ясно читается у меня на лице. Но произнести это вслух я не могла, не теперь.
— Я расскажу тебе об этом, когда ты вернешься, — мой голос опасно дрожал. — Пока ты не готов услышать мой ответ. А теперь иди, пока у тебя не появился еще один повод считать, что женщина может заплакать, когда пожелает, просто так, для пущего эффекта.
Как же нам было сложно оторваться друг от друга. Но мы сделали это, и Бран опустился перед сыном на колени на мокрый песок небольшого пляжа. Джонни поднял головку и что-то пробормотал на своем непонятном языке.
— Я тоже так думаю, — серьезно ответил Бран. — Ты проснулся как раз вовремя. Иначе мы вполне могли бы сделать так, что в этом мире теней и печали родился бы еще один маленький мальчик, а, возможно, и девочка. — Бран нежно погладил малыша по темным кудряшкам и встал.
— Я не могу ничего тебе обещать, — мрачно заявил он. Теперь Бран снова отступил от меня на три шага, будто считал, что подходить ближе слишком опасно.
Мне становилось все труднее сдерживать слезы.
— Я ничего и не жду, — ответила я. — Со мной остаются мечты и надежды касательно нас троих, вот и все.
— До свидания, Лиадан. — Он подхватил свой сверток и зашагал прочь по траве в тень ив. На краю леса Бран остановился и обернулся. Сперва поглядел на Джонни, затем на меня, и я ощутила, будто в его глазах и повсюду вокруг него сгущаются мрачные тени.
— Прощай, мое сердце, — прошептала я и наклонилась, чтобы поднять мокрого, перепачканного в песке малыша. Нам уже давно пора было возвращаться домой. Бран все смотрел на нас — от смеси любви и боли в его глазах у меня перехватило дыхание. Потом он развернулся и исчез.
Глава 26
После этого на меня начали мстительно накатывать непрошеные приступы предвидения. Я считала себя сильной, но мне никогда не приходилось противостоять столь серьезным испытаниям. Я до конца постигла капризную, обманчивую природу собственного дара, который далеко не всегда показывал правду. Прошлое, настоящее и будущее — то, что случилось, случится или может случиться, — были перемешаны в якобы ничем не связанных видениях. Понимание пришло как раз вовремя, без него я сошла бы с ума, как многие другие, проклятые тем же даром. Видения налетали на меня неожиданно и не несли ничего светлого. Даже когда никаких видений не было, мне все время казалось, что за мной следят, что все мои действия кем-то оцениваются и подвергаются детальному разбору.
Иногда все заканчивалось очень быстро. Например, идя из деревни с корзинкой в руке, я неожиданно чувствовала головокружение и вдруг прямо передо мной видела резные колонны, искаженное бешеной яростью лицо Эамона и его руки, крепко сжимающие шею Брана. И на этот раз руки Брана бессильно разжимались, роняя нож, лицо краснело и напрягалось, и тогда мою грудь начинало жечь от недостатка воздуха, а перед глазами начинала плясать засасывающая чернота. Или я сидела дома у очага, а Джонни играл на полу деревянными зверюшками, которых отец вырезал еще для маленькой Ниав. Я и сама не забыла, как обращаться с ножом, и рядом с толстобокой овцой, рогатой коровой и курицей с цыплятами лежала и парочка моих творений. Например, гордый, сильный волкодав. Свернувшаяся в кольца змея. Ловкая выдра. Я не стала вырезать ворона: у нас же был Фиакка, наш вечный, бдительный страж! И вот однажды я сидела и смотрела на играющего у моих ног сына. Вдруг зверюшки вокруг него ожили, между ними появилась лошадь, а на ней всадник с гербом Семиводья на груди — двумя вдетыми друг в друга торквесами
[13]
. Это мой дядя Лайам ехал где-то далеко от лесов, по узкой тропе меж скал. Потом я услышала свист, глухой удар — и дядя, с удивленным лицом, молча свалился с лошади и остался без движения лежать на земле, а из груди его торчала стрела с красным оперением. И тут видение исчезло, я снова сидела в тихой комнате.
