В конечном итоге меня убедило не беспокойство Шона, а нечто куда более страшное. Луна пошла на убыль, сегодня ее закрывали густые облака. Сильный юго-восточный ветер доносил до моего окна скрип ветвей и шум листвы. Я готовилась отойти ко сну. Стояла ночь. Нянюшка ушла, оставив со мной Джонни, крепко спящего под своим многоцветным одеяльцем.
Когда придет время его кормить, я возьму его к себе в постель, его теплое тельце отлично отгоняет темные мысли, которые грозят вот-вот затопить меня. Фиакка сидел на спинке стула. Неясно было, спит он или бодрствует. «Надо быть сильной, — сказала я себе, зажгла от углей в камине лучину и пошла зажигать мою особенную свечку. — Я должна быть очень сильной, от этого зависит безопасность других людей».
Свеча вспыхнула и тут же погасла. Я стенкой поставила ладонь вокруг фитиля, чтобы защитить его от сквозняка, и снова поднесла лучину. Огонек на мгновение загорелся и потух. Словно ледяная рука сжала мне сердце. Я очень осторожно вынула свечу из подсвечника, унесла от окна и поставила на дубовый сундук в изголовье кровати. От горящей щепки по комнате плясали странные тени.
Здесь определенно не было никакого сквозняка. Но разрисованная свеча не загоралась. Я проверила фитиль и попыталась еще раз, еще и еще, а во мне все ярче разгорался дикий страх. Фитиль был чист, щепка рядом с ним горела ровно. Но стоило мне отвести руку, как огонек вспыхивал и умирал. Я сказала себе, что все это глупости, что я просто поддаюсь нелепой панике. Я глубоко вздохнула и попыталась снова. Я еще долго сидела там, без конца пробовала зажечь свечу, пока у меня не задрожали руки и не начало темнеть в глазах. Снаружи стояла темнота. Луна была скрыта тучами. А я не могла заставить свечу загореться. Этой ночью ее свет никому не осветит путь.
Я дрожа сидела на постели, накинув на плечи одеяло, но не спала, совсем не спала всю ночь. Джонни просыпался дважды, я с радостью кормила и обнимала его. Но этой ночью, прямо сейчас, мне нужен был мой Дар, а он не желал приходить. Я даже не могла слышать, как тот ребенок кричит в темноте. Вместо этого мысленно кричала я сама: «Где ты? Покажи мне! Отзовись!» Но я ждала напрасно, сидела, пока небо на востоке не посветлело.
Я сказала сонной няне, что собираюсь уйти на целый день и забираю Джонни с собой. Я наказала ей объяснять всем, кто спросит, что я взяла сопровождающих и отправилась в гости, и что я вернусь скоро и успею попрощаться с дядей Лайамом. Я не собиралась сидеть сегодня дома. У меня было дело.
* * *
Я успела довести до совершенства метод переноски Джонни, и теперь устроила его за спиной, обернутого в длинный кусок ткани, концы которого шли у меня крест накрест по плечам и завязывались на талии. Ему нравилось так кататься. Он чувствовал близость моего тела, видел камни вокруг, небо, березы, дубы, вязы и орешник. Он вырастет, — думала я, идя тропой, которую однажды показал мне дядя Конор, — но эти виды останутся глубоко в его памяти, и он, как все дети Семиводья, с трудом будет переносить разлуку с лесом.
Я шла быстро. Если Дар не приходит ко мне теперь, когда он больше всего нужен, я должна найти другой способ добыть необходимую информацию. Теперь, когда мамы не стало, лишь один человек мог мне помочь, не осуждая, не пытаясь поучать и наставлять меня.
Начал накрапывать дождик, но дубы защищали нас. А пока мы добрались до крутых уступов у отмели седьмого ручья, там, где он стекал наконец с крутого склона холма и становился ленивым и спокойным, готовясь к встрече с озером, тучи разошлись и сквозь них пробился слабый солнечный луч. Фиакка следовал за нами, то чуть обгоняя, то слегка отставая, наблюдая за дорогой. Преодолевая такое расстояние с такой скоростью, да еще и с Джонни на руках, замерзнуть я не могла. Мне все чаще приходилось останавливаться и переводить дыхание. Наверное, слишком частые визиты Дара так подорвали мои силы… хотя, возможно, я просто не так уж хорошо восстановилась после родов, как считала. «Крепись, Лиадан. Ты должна быть сильной». Наконец я прошла мимо растущих группками рябин, снова красных от осеннего урожая, и вошла в заросли ив. Прямо передо мной лежал тайный источник, маленькое круглое озерцо, окруженное гладкими камнями. Место, где царит тишина. Я развязала узел и сняла со спины сына. Он уснул, и я аккуратно положила его в заросли папоротника. Он даже не шелохнулся. Фиакка устроился на ветке неподалеку.
«Дядя? — Я устраивалась на камне у воды, а сама мысленно тянулась к нему. — Мне нужна твоя помощь».
«Я здесь, Лиадан». — И он появился на другой стороне пруда. Бледное лицо, темные волосы, бесформенное одеяние, неспособное скрыть белой массы перьев на крыле. Лицо его было спокойно, глаза глядели ясно.
«Дядя Лайам умер, его пронзила стрела бриттов».
«Знаю. Конор уже спешит в Семиводье. Но я на этот раз не пойду».
«Дядя, я у меня были ужасные видения. Я видела, как застрелили Лайама, и никого не предупредила, а потом стало уже слишком поздно. Мой брат сказал… он сказал…»
«Я знаю. Это очень тяжело. И избавиться от этого чувства вины нет никакой возможности, дочка. Я жил с ним долгие годы. Когда-нибудь твой брат поймет, как это сделали мои братья, что Дар предвиденья невозможно контролировать, что вред от подобных предупреждений может оказаться гораздо страшнее, чем если просто позволить событиям идти своим чередом. Твой брат еще очень молод. Со временем он станет таким же сильным, как и Лайам. Возможно».
Я кивнула.
«Я тоже так считаю. Я так ему и сказала. Но я видела еще одну картину из будущего. В том будущем Шон превратился в одинокого старика. В том будущем Семиводье опустело. Жизнь покинула его. Чтобы изменить это будущее, я готова рискнуть многим. Я готова бросить вызов тем, кто определяет наш путь, как бы сильны они ни были».
К моему глубочайшему изумлению, Финбар усмехнулся.
«Ох, Лиадан. Сложись моя судьба иначе, будь у меня дочка, я бы желал, чтобы она была во всем похожа на тебя. Разве ты и так на каждом шагу не изменяешь наши пути? Ладно, ты пришла за советом, ты хочешь увидеть правду, я вижу это по твоим глазам и чувствую, что дело срочное. Ты долго плакала, и готов поспорить, что знаю причину».
«Моя свеча, мой огонек в темноте… я не смогла ее зажечь, я пыталась всю ночь. И я не слышу ни слова, только ужасную тишину. Теперь все видения прекратились, я не могу видеть его, не могу слышать его голос. А еще я видела Эйслинг, я видела, как…»
«Я помогу тебе. Если тебе суждено увидеть, что происходит на самом деле, то здесь, меж этих древних камней. Твой сын крепко спит. У тебя есть время. Давай, открой мне свой разум, и посмотрим на воду вместе».
Мы сели на камни по разные стороны пруда и почувствовали себя в безопасности, словно под защитой теплых материнских рук. Я раскрыла свой разум, Финбар сделал то же самое, наши мысли перемешались и обрели умиротворение. Шло время, может, долгое, а возможно, и совсем короткое, вокруг раздавалось только стрекотание насекомых в траве, да крики птиц в небе над нашими головами, да шелест листьев в ивовых ветвях.
