— Все будет хорошо, Джонни, — пробормотала я, пытаясь обрести равновесие на невероятно крохотной кочке… Не может же и в самом деле Альбатрос ождать, что я перепрыгну через это?! Слишком далеко. Это нечестно. Я не могу прыгнуть на такое расстояние с ребенком на спине. Если бы только Джонни перестал плакать. Если бы он только замолчал… Я вгляделась в сумрак. Альбатрос внезапно остановился на другой стороне широкого, зеркально гладкого пространства черной болотной жижи. Он стоял совершенно неподвижно, и я почувствовала, что у него закрыты глаза. Он что-то говорил, но слов я не разбирала. Он был слишком далеко. Вот сейчас я прыгну, приземлюсь где-то на полпути, и трясина проглотит и меня и малыша, и тогда все кончится. В горле у меня пересохло, а тело стало липким от пота. В голове стучало: «Я не могу… я не смогу…». И тут Альбатрос снова заговорил, на этот раз я его услышала.
— Лиадан? Ты еще здесь?
— Здесь. Но не думаю, что смогу…
— Помоги. Руки. Не могу держать.
Дана, помоги мне! Он не должен отпускать. Не должен! Неужели мы столько прошли и все зря?!
— Иду, — закричала я и прыгнула, заставляя тело перелететь через немыслимо широкое пространство. Я лишь чуть-чуть не долетела до большой сухой кочки, где стоял Альбатрос. Ноги погрузились в мягкую грязь, а туловище лежало на траве. Я крепко ухватилась за стебли, чувствуя, как трясина охватила мои ноги и тянет вниз. Джонни издавал дрожащие всхлипы, рассказывая мне горестную историю о том, что мир внезапно изменился, в нем все плохо и я срочно нужна ему, чтобы все исправить, и, пожалуйста, немедленно! Лицо у меня исказилось от неимоверных усилий, руки цеплялись за мокрые листья, тянули и, наконец, трясина издала неприятный чавкающий звук и отпустила меня. Я отползла от края кочки и встала на ноги рядом с Альбатросом. Свет почти померк, я едва могла разглядеть перед собой его лицо.
— Подними руки, — прошептал он. Я уже не видела его лица, но по голосу поняла, что ему очень больно. — Прими на себя его вес. Ненадолго. Отдых. Рукам.
Я встала позади него и снизу уперлась в безвольно обвисшее тело Брана. Потом Альбатрос попытался опустить руки, которые он все это время держал над головой, чтобы нести друга на плечах, но они затекли так сильно, что он вообще не мог ими двигать. Он с трудом подавил стон и медленно опустил перевязанные ладони. Теперь, когда мы стояли неподвижно, Джонни решил, что кто-нибудь наверняка скоро отреагирует на его жалобы, и закричал громче и настойчивее.
Альбатрос пошатнулся, потом снова обрел равновесие. Я ничем не могла помочь ему, пытаясь изо всех сил поддерживать Брана, чтобы он не упал. Нам ни за что не удалось бы поднять его снова, поскольку от любого неверного движения он бы скатился с этого крохотного участка сухой земли в бездонную трясину.
— Мы не можем идти дальше, да? — спросила я напрямик.
— Идти вперед. — Альбатрос пытался сгибать пальцы и шипел от боли. Попробовал согнуть руки в локтях и застонал. — Идти вперед… нет выбора. Как иначе?
— Мы не видим дороги. И ты же не можешь держать его бесконечно!
— Мы не можем стоять. Люди. Факелы. Идем… на другую сторону.
Но было темно, и мы не могли идти вперед.
— Наверное, тебе стоит опустить его вниз. — Сердце у меня обливалось кровью, но я заставила себя произнести эти слова, пусть это и значило признать, что мы проиграли. Идти вперед не имело смысла. Если Альбатрос потеряет сознание, а это с каждой минутой казалось мне все более вероятным, оба они умрут. И то же самое случится с Джонни и со мной. Без Альбатроса мы не сможем двигаться ни вперед, ни назад.
— Нельзя опускать. Никогда… не поднимем.
— Ладно. Дай я немного подумаю. Может, выход все же есть.
— Люди… факелы, — повторил Альбатрос, и теперь я едва слышала его шепот.
— Они не станут преследовать нас по болоту в темноте. — Эамон же сказал только: «Мы зажжем факелы» и «Мы будем стрелять». Ничего о погоне!!! — Или станут?
— Прислушайся, — ответил Альбатрос. И теперь, между всхлипами Джонни, странным бульканьем трясины, пронзительным кваканьем лягушек и бесконечным жужжанье насекомых я услышала голоса, довольно далекие, но постепенно приближающиеся. Оглянувшись назад, в темноту, я увидела огни, медленно движущиеся к нам по угольно-черной поверхности болота.
— Опусти его, — устало произнесла я. — Мы не можем двигаться дальше.
По крайней мере, раз уж предстоит умереть, я в последние минуты буду обнимать их обоих — Джонни и его отца. А рядом будет лучший в мире друг. Вокруг снова зазвучал зловещий вызов тихому бормотанию ночи — загробный, леденящий душу вой…
—…Сильный, — прошептал Альбатрос. — Я сильный. Стою. Понесу. — И он снова развел руки в стороны и согнул локти, чтобы удержать тело Брана. Джонни за моей спиной внезапно затих.
— Прости, — выдавила я. — Конечно, я не сдамся. Как я только могла о таком подумать? Наша задача выполнена лишь наполовину.
И тут раздался еще один крик, на этот раз он шел с другой стороны, оттуда, куда мы направлялись. Каркающий, хриплый звук. Голос ворона. У меня зашлось сердце.
— Возможно, это помощь, — пересохшими губами прошептала я. — Возможно, помощь все же пришла.
Теперь на севере, на той стороне болота, мы видели маленький, танцующий огонек, странное, скачущее пятно, которое, похоже, быстро летело к нам и на лету кричало голосом Фиакки. Все ближе и ближе, над темной поверхностью болота, а когда он приблизился, я услышала, что там, где он пролетает, все потрескивает и скрипит, словно трясина у него на пути изменяется. Альбатрос немо застыл рядом со мной. А Джонни теперь лежал тихо, но кулачки его крепко вцепились мне в волосы. «Слишком много мы в последнее время прыгали и скакали, — говорили мне эти кулачки. — Тебе же будет лучше, если это немедленно прекратится».
Альбатрос что-то тихо воскликнул на незнакомом языке, а я прошептала: «Дана, мать земли нашей, храни нас в своих ладонях». Потому что чем больше мы смотрели, тем яснее видели, что свет напоминал сгусток огня в форме летящего ворона, не столько птицу, сколько огонь Иного мира, принявший птичье обличие. И когда этот свет проносился над трясиной, из нее вырастали странные растения. С длинными ветвями, с крепкими усиками, они срастались между собой, сцеплялись листьями, переплетались ветвями и рождали узкую дорожку над болотом, тропу, которая протянулась перед нами и вела прямо на север — к низким холмам, к спасению. Свет, который мог быть, а мог и не быть Фиаккой, реял над ней, указывая путь.
Я откашлялась.
— Как удачно, что ты не опустил его вниз, — сказала я. — Пошли вперед.
— Вперед, — кивнул Альбатрос и ступил на хрупкое с виду переплетение ветвей, шириной не больше двух пядей
[15]
. Оно хрустнуло под его весом, но не прогнулось. Я пошла следом, и Джонни протестующе захныкал. Я начала петь ему, тихонечко, чтобы не отвлечь ненароком Альбатроса, которому все еще приходилось двигаться очень осторожно, ведь путь предстоял неблизкий, а он должен идти прямо, да еще и нести большой груз. Я пела старую колыбельную, песню столь древнюю, что никто не знал, что означают ее слова. Этот язык, наверное, еще где-то известен… может быть, тем стоячим камням с загадочными знаками, которые молча смотрели, как мы с Браном сплетались под дождем, зачиная этого ребенка. А может, среди древних дубов, что растут в тайных местах в сердце наших лесов. Я пела, Джонни молчал, и мы равномерно продвигались к северу. Наш летающий факел реял вокруг, то сзади, то впереди, соразмерно с нашей скоростью. Да, конечно же, это Фиакка. Один раз я обернулась, потому что голоса людей Эамона все еще были слышны в темноте. И увидела, что позади нас никакой безопасной тропы из переплетенных ветвей и листьев уже нет, только полоса пузырьков на поверхности трясины. А через некоторое время голоса за нашими спинами пропали, огни исчезли, и мы оказались одни в ночи, не считая нашего странного проводника.
