Отец бросил на маму острый взгляд.
— Как это может быть? — спросил он. — И кстати, — он посмотрел на сверток в своих руках, такой маленький по сравнению с ним. — Разве все младенцы не выглядят одинаково?
— Я уверена, что права, — ответила мама. — И думаю, ты со мной согласишься. И схватки и сами роды — они абсолютно похожи: ребенок, твердо решивший идти спиной вперед, долгие схватки, трудные роды. Лиадан моложе и сильнее, чем была Марджери, у нее гораздо больше твердости, ей понадобилось меньше нашей помощи. Но все происходило практически также.
— Все роды со спинным предлежанием бывают трудными, — сказала я с бьющимся сердцем. — А кто тот ребенок?
Но мама мне не ответила.
— Ты только посмотри на малыша, — обратилась она к Ибудану. — Посмотри на эти темные кудряшки, на серые глаза. Взгляни на линию подбородка, на брови. Он просто копия Джона, хоть и красный и сморщенный. Не говори, что не видишь этого, Рыжий.
Отец подошел ближе к свече и внимательно уставился на ребенка, который неожиданно протестующе закричал.
— Дай сюда, — сказала я, отставив чашку, и сын вернулся ко мне на руки. Я погладила его спинку и стала тихонько напевать древнюю колыбельную, что когда-то внезапно усыпила его отца.
— Рыжий?
Отец кивнул.
— Я заметил, Дженни. — Так он звал маму с самого дня их встречи, когда она не могла говорить и назвать свое имя. — И это отлично сходится с тем, что ты мне рассказала, Лиадан: будто отец ребенка когда-то жил в Херроуфилде. Когда Дженни уехала оттуда, мальчику было меньше года.
— Кто… кем он был? — осторожно спросила я, быстро считая в уме и удивляясь, неужели Брану действительно может быть меньше двадцати одного года? Как он тогда сказал? «Когда мне исполнилось девять, я решил, что уже мужчина». Возможно, это правда.
— Его звали Джоном, в честь отца. Но все называли его Джонни.
— Сейчас его зовут иначе. Но имя сменить легко.
— У твоего мужчины серые глаза?
— Да.
— А волосы? У того мальчика были темные кудрявые волосы, точно как у твоего сына.
Я почувствовала, как медленно заливаюсь румянцем, и порадовалась, что они не могут читать моих мыслей.
— Так и есть, — сказала я, помолчав.
— Он бритт? — спросил отец. — Если да, могу понять, почему ты не хотела открывать его имя. Но не забывай, откуда родом я сам. Я здесь вполне прижился.
— Я не знаю. Возможно. Пожалуйста, расскажите, что случилось.
Отец слегка нахмурился:
— Твоя мать очень устала.
— Тогда расскажи сам, отец, пожалуйста.
Он сел с другой стороны кровати. Снаружи уже совсем стемнело.
— У меня в Херроуфилде было двое верных друзей. Мой младший сводный брат Бен, быстрый в бою и еще более скорый на острое слово. И еще Джон. Джон был моим ближайшим соратником, моим советчиком, моим отражением, моим спутником в любом предприятии. Ему можно было поведать любую тайну. Ему можно было доверить жизнь. Джон женился на девушке с юга по имени Марджери. Они очень любили друг друга. Они потеряли одного ребенка, и было похоже, что потеряют и этого. Но твоя мать как раз была там, и после долгой-предолгой ночи Марджери родила здорового малыша.
— Не было на свете ребенка, которого бы ждали и любили больше, чем Джонни, — вступила мама. — Марджери так им гордилась! Это сквозило во всех ее делах. Она постоянно носила его у плеча, разговаривала с ним, пела ему песенки. Она шила для него очаровательные рубашечки, вышитые цветочками, листьями и крылатыми насекомыми. Джон был сдержанным мужчиной. Но он был предан им душой и телом.
— Что… что-то случилось? Я не понимаю, как такой обожаемый ребенок мог превратиться в такого, как отец моего ребенка. Он не… его явно не растили в любви. Уж это я точно знаю.
— Джон умер, — сурово сказал отец. — Он был убит, раздавлен скалой, когда следил за Дженни. Дело рук Нортвуда. Это было ужасно, Марджери очень тяжело переживала свою утрату. Но когда я уезжал из Херроуфилда, она делала все, что могла, чтобы вырастить сына в одиночку. В доме моего брата они были в безопасности.
— Сын Джона должен был вырасти в прекрасного мужчину, — сказала Сорча, испытующе глядя на меня. — В достойного, доброго человека.
Я кивнула, чувствуя, как от слез щиплет глаза.
Отец встал.
— Мы утомили тебя, — сказал он. — Тебе надо поспать, вам обеим надо поспать. Вы отлично поработали сегодня. Сильные мои женщины! — И когда они повернулись к выходу, он тихо добавил: — Если мой внук — внук Джона, я буду очень доволен, дочка. Джон тоже бы порадовался. Я бы многое дал, чтобы встретить отца этого малыша. Надеюсь, однажды мне это удастся.
Но я лишь кивнула, а потом вернулась Жанис с едой для меня, и я обнаружила, что зверски хочу есть.
— Подожди пока придет молоко, — усмехнулась Жанис, устраиваясь у очага со своей кружкой эля. — Ты тогда будешь лопать, как не в себя.
Позже я уснула с малышом на груди, а свеча в окне так и горела всю эту ночь.
Глава 21
В Семиводье съезжались мои дяди. Я чувствовала, это не чтобы посмотреть на новорожденного, а по более серьезной причине. Мама стремительно слабела, будто действительно только рождение малыша задерживало ее последнее прощание с Семиводьем.
Я не спускала ребенка с рук. Мне не нужна была никакая кормилица, я сама кормила его, сама за ним ухаживала. Носила его, гладила, пела ему песенки. По настоянию отца, мне прислали девушку-помощницу, но у нее было мало работы. Моему сыну не было еще и месяца, а он уже услышал полный пересказ сказания о Бране Путешественнике. Много ли он понял, осталось загадкой.
Теперь мама почти целыми днями лежала в постели, или на ложе, устроенном для нее в укромной части сада, где в хорошую погоду она могла лежать на воздухе, вдыхая запах целебных трав. Ей нравилось, когда рядом с ней устраивали Джонни, тогда она перебирала его мягкие кудряшки, слушала его тихое воркование и шепотом рассказывала ему сказки. Вокруг с мрачным видом слонялся отец, не спускавший с нее глаз ни днем, ни ночью. Лайам послал за Шоном, неизвестно зачем уехавшим на север.
Первым, неслышно, как все обитатели леса, явился молчаливый Конор в белом балахоне, и с ним еще несколько друидов. Они устроились в доме с таким видом, словно обосновались надолго. Конор сразу прошел к матери в спальню и некоторое время разговаривал с ней один на один. Потом он поднялся ко мне взглянуть на ребенка.
— Я слышал, — заметил он, наблюдая, как я купаю сына в неглубоком медном тазу — женщины чуть не подрались за право принимать эти роды. Об этом ребенке много говорят в округе. Любая была бы счастлива помочь ему появиться на свет.
— Правда? — спросила я, поднимая мокрого малыша и заворачивая его в нагретую у очага простыню.
