– Именно с этого момента я стала воспринимать свою жизнь как свою собственность. Я так к ней прикипела, что до сих пор здесь никто не может прописаться. Возможно, это просто защита, чтобы никто не смог прикарманить и распоряжаться ею, как своей. Когда при разводе адвокат спросил меня среди прочего: «Какая у вас есть собственность?». Тут меня и осенило – моя жизнь. Вот же моя главная собственность, которую ни с кем не хотелось бы делить, а все остальное, это багаж, это совместно нажитое имущество.
– Но этого для тебя было мало. Потом ты набила себе тату. Если бы я себе такое позволила, меня бы родители, наверное, убили.
– Зря не позволила. Не убили бы, ты слишком хорошо училась.
– Это тоже была своего рода месть?
– Нет, ты что, на мне бы тогда сейчас живого места не осталось. Для меня тату – это скорее память, заметка в моем дневнике. Это просто способ оставить в памяти момент жизни, – стала рассматривать цветок на своей руке Лара. Это была чудная роза, которая обвивала запястье.
– Явно не пятерка.
– Неуд за поведение.
– Шикарная роза, я помню.
– Да, жаль не пахнет.
– А помнишь, как под зонтиком сидели на алгебре на последней парте?
– Еще бы. Посидеть бы так беззаботно еще.
– Опять роман? И кто этот счастливчик?
– Режиссер. Он очень сексуальный, я имею в виду умный. Ты знаешь, какой самый сексуальный орган в мужчине – это его мозг.
– Я поняла намек. Мягко говоря, теперь ты имеешь его мозги.
– Очень мягко, он такой душка.
– А ты растешь, сначала художник, потом актер, теперь режиссер.
– Хочешь понравится девушке с первого свидания, открывай шампанское, пока вам готовят кофе.
– Слишком долго ждала шампанского?
– Точно. Артисты, что с них взять, они же как дети. Все, о чем актеры могут говорить, это о том, что они делали в прошлом фильме и о том, что будут делать в следующем…
– Ну, хотя бы есть о чем поговорить.
– Да. Но совесть-то надо иметь. Как твои дети, кстати? Давно их не видела.
– Дети растут. Катя в школу пошла, – довела кошку Лара, та фыркнула недовольно и скатилась с дивана.
– А младшая?
– Кира тоже пошла. Нет, не в школу, просто пошла. На днях сделала первые шаги – Марк Шагал, – опять выхватил ее взгляд из шкафа альбом о любимом художнике, и ей самой стало смешно: «Марк Шагал, а женщины его летали». Куда он шагал? Не важно, но ведь они летали, вот что важно.
– Поздравляю. Надо будет заехать как-нибудь с игрушками.
– Боюсь, к тому времени как ты заедешь, она уже будет играть в другие игры, – вдруг постаралась вспомнить я, как давно она играла во что-нибудь. И не смогла.
Женщина мягкая и покладистая, с каждым годом я все больше убеждалась в том, что жизнь моя довольно скучна и однообразна, несмотря на полный комфорт в большом загородном доме, огражденным высоким забором от всяких проблем, несмотря на достаток, который постоянно преследовал, несмотря на частые вояжи на морское побережье, которые слыли лазурным индикатором того самого достатка. В этом оазисе мозг стал ленив, а воля прогнулась. И все чаще меня свербила мысль о том, что быт и дети были слишком слабым утешением смысла жизни, все чаще я задумывалась о том, что обласкивать и обслуживать мужа и двоих детей надоело. Эту мысль я всячески гнала, как голодную муху от кухонного стола. Но та всякий раз возвращалась, стоило только начать мыть посуду.
Дела, не повседневного, а именно любимого дела, вот чего не хватало. Жизнь проходила под крылом мужа. Там я свила гнездо, там я вывела птенцов, но разучилась летать сама… да и с мужем летала все реже. Я понимала, конечно, знала, что жизнь слишком крохотна, чтобы тратить ее на нелюбимые дела. Но и они вроде бы постепенно стали тем необходимым, чем можно было заполнить время или, попросту говоря, его убить, оправдать свое земное существование. Я убивала время, время убивало меня.
Дебют
Выходные она любила только за то, что можно было долго просыпаться, долго принимать душ, долго пить кофе. В выходные была возможность растягивать те самые крошечные удовольствия, на которые в обычной жизни времени не хватало. Не хватало по одной простой причине: хотелось порядка во всем. Прежде всего в голове. Потому что сегодня она шла на свидание. В душе его наводить было бесполезно, потому что там бушевали чувства, если раньше они томились, то после того поцелуя они вырвались на свободу и требовали новых прав. Право на любовь, право на взаимность, право на самоопределение. Революция. Маргарита не знала, как с ними совладать, поэтому прежде чем навести порядок в душе, она решила навести его на столе, хотя понимала, что и то и другое – занятия бесполезные. Потому что в ее понимании вещи, что люди – часто занимают не свои места, сколько их ни переставляй. Мысли толпились в извилинах, потому что весь проход загородил он, человек по имени Герман. После этого знакомства все перевернулось с ног на голову. Теперь под ногами были облака, они в них витали, а голова вся в цветах. В основном розы. Ей никогда не дарили таких розовых букетов. Перед глазами встал надоедливый сосед, который почти каждый день приносил к ее двери сезонные цветы. Вчера это были маргаритки. Можно подумать, что Маргариты обязаны любить маргаритки. «Тогда считай, что теперь меня зовут Роза», – сказала она ему. Он, конечно, ничего не понял. Первый курс, что он мог понимать в женских чувствах. Ничего. Конечно, он не виноват, но ведь и я не виновата, что Герман покорил ее с первого взгляда. Виноваты цветы. Сегодня это были астры. Внимание приятно щекотало гордость, но для любви этого было мало. Она еще никогда не любила, хотя иногда ей казалось. Она не любила ломать голову над своим будущим, уверяя себя, что если его начать любить, то не останется свободы для настоящего, которое и без того занимало много места в ее прелестной светловолосой головке. Череп которой был прекрасен, прекрасна натянутая на него кожа, все отверстия просверлены кем-то великим по назначению правильной формы. Сейчас ее как никогда вдохновляла собственная красота, девственность любопытствовала, а кокетство помогало легко расправляться со взрослыми вопросами этой жизни.
По телевизору шел фильм о любви. Много поцелуев, мало дела. Сюжет застопорился. Не хватало динамики. Маргарита бросила экран и вернулась к столу. Очень трудно довести до конца начатое. Отвлекают картинки. На столе лежало несколько книг, которые она могла открыть на любой странице, как камертон, просто настроиться, найти пароль к своему безделью. Сейчас в руки Маргарите попался альбом Дали, при этом голова ее не шла кругом, не болела, она верила в тараканьи усики старого монстра, динозавра шедевров, который развлекался со своими поклонниками… «А мне ломать голову: подумаешь, слоны на ходулях, время стекает сыром, горячие бутерброды вкуснее», – Маргарита была уверена, что многое из того, что она не понимала, в самом деле не интересно. «И незачем время терять, вот девственность – другое дело», – воткнула она альбом в свое гнездо на книжной полке и бросила взгляд на окно, затянутое осенней плеврой: «Какой же он, первый мужчина?».
