Лишь два некромага сумели выстоять перед волей живого воплощения стихии: те, что догадались вложить мощь высоконасыщенного праха в преображение асфальта и бетона в клинообразные щиты, в буквальные волнорезы, не столько принимающие на себя удар, сколько сглаживающие и перенаправляющие его в иное русло.
Но то, что в глазах смертных выглядело, как разрушительный взрыв, в эпицентре которого не способно выжить ничто живое, Лешую не просто не поцарапало: даже не замедлило. В один прыжок она покинула образовавшуюся в момент приземления воронку и тут же начала палить из двух пистолетов, безошибочно выцеливая завихрения жизненной силы, которые потенциальным жертвам не удавалось скрыть даже в условиях плохой видимости.
Девушку не волновали условности, вроде доспехов противника или ограниченности боезапаса. Тяжёлое охотничье оружие для стрельбы по низколетящим слонам усиливалось бесконечно избыточным магическим контуром, преобразующим невообразимую ярость в кинетическую энергию. И даже когда обоймы опустели, это и на секунду не остановило Лешую: она просто материализовывала патрон в патроннике непосредственно перед выстрелом. И не имело никакого значения, что созданный магией снаряд оказывался ущербен и даже капсюля, из которого можно было бы высечь искру, не имел: ему досталочно было лишь повеления воли хозяйки, чтобы устремиться по каналу ствола и далее, к цели.
Конечно же, живое воплощение гнева и злобы не думало дарить своим врагам смерть быструю и безболезненную. И даже если бы такая случилась по неосторожности, жертве не удалось бы сбежать в мир мёртвых от той, что умела запускать сердца погибших вновь. Тем не менее, Лешая ограничивала себя, не допуская беспорядочной стрельбы: стволы оружия послушно следовали не просто за завихрениями жизненной силы, а за теми, что неестественно изменялись, сигнализируя о подготовке заклинания, потенциально способного повредить пока ещё хрупкий сосуд, внутри которого уже зрели зёрна Иггдрасиля.
Там, в небесах, трясущейся рукой, преодолевая сопротивление части своего сознания, не желавшей ограничивать свою власть территорией Ковача, она смогла достать из подсумка семена, которым было предназначено стать в будущем древесной плотью. Сорвав с головы шлем неестественным движением — не снизу вверх, а вбок, раскалывая ненужную броню, более не защищающую, а лишь мешающую осуществить задуманное, — Лешая жадно проглотила зёрна. Ту их часть, что не просыпалась и не потерялась за серой пеленой дождя.
Мёртвые зёрна. Лишённые мельчайшей искры жизни.
Там, внутри, они слились воедино. В одно большое семечко. Оно двинулось по пищеводу вниз, а затем, напрямую, разрывая плоть, во чрево, где женщины и вынашивают детей. Это не было волей Лешей. Разумеется, она не желала внутренних кровотечения и боли, но смирилась с ними, отдаваясь желанию дать новую жизнь. И именно это желание направило семя туда, где жизни и положено зарождаться, невзирая на то, что жизнь эта будет отнюдь не человеческая, и даже не животная.
Девушка не просто чувствовала, она знала, что семя уже проросло. Оно заменило ей часть костей и мышц, слившись с ними и поглотив. Каждое новое движение всё меньше и меньше напоминало человеческое. И если левая рука, ограниченная доспехами, ещё как-то подражала жестикуляции существ, знакомых с концепцией суставов, то правая — извивалась подобно змее.
Процесс перехода из одного состояния в другое был мучителен. Лешей казалось, что нет у неё такой части человеческой плоти, что не испытывала бы страданий. Потусторонний холод, обычно спасительный, даже не думал касаться потревоженных нервов. Он находился рядом, сокрытый корой. Поддразнивал близостью, но не приходил на помощь.
Каждая кость в теле оказалась не просто сломана. Она крошилась. Какое-то подобие целостности сохранял лишь череп, но и тот трескался под напором извилистых и тонких веточек, тянущихся от ствола, только-только заменившего собой позвоночник. Некоторые из них уже давили на глазные яблоки, пронзили гайморовы пазухи и теперь выползали из ноздрей. Они заняли всё доступное пространство в дыхательном горле и в горле глотательном, и теперь прорастали изо рта, оттесняя вниз челюсть, уже никак не соединённую с головой, кроме растянутых кожи и мышц.
Лешая уже давно не могла дышать. Она задыхалась. Задыхалась ещё там, в небесах, и продолжала задыхаться здесь. Инстинктивная паника, естественный священный первобытный ужас соседствовали с трепетным восторгом и мрачным удовлетворением. Любая другая сущность на месте девушки уже давно бы умерла, однако для той, что стала сосудом для семени Иггдрасиля, такие мелочи, как нехватка кислорода или отсутствие сердцебиения не играли особой роли.
Просто боль. Просто страдания.
Просто ещё один повод для гнева.
8.
Тяжёлый щербатый клинок обрушился на хребет одного из уродливых големов, обрубая разом позвоночник и несколько гибких щупалец, что служили этому богомерзкому отродью многофункциональным оружием.
Даркен огляделся. Нет, работа была не окончена. Собранные из множества тел гомункулусы, даже будучи частично расчленёнными, всё ещё представляли опасность. По хорошему их следовало бы превратить в единую кровавую массу, но времени на это у “номера один” не было.
Симург в небесах погасла. Учитывая, что множество косвенных признаков указывало на тенденцию постепенного установления контроля над духами со стороны разума Глашек, стоило ожидать, что зануда вернулась к изначальному плану с проращиванием зёрен ясеня. Да и недавняя ударная волна намекала на место, избранное змеюкой для Иггдрасиля. Вот только, учитывая ситуацию, было бы глупо рассчитывать, что вражеские некромаги дадут дереву шанс развиться.
— Ленивец! — привлёк Даркен внимание подчинённого. — Я хочу, чтобы ты как можно быстрей закончил здесь и направился к клеткам с пленными. С верхотуры я видел, что автобусы, которые мы отправили с мертвецами, всё ещё светят фарами. У нас есть транспорт, куда можно погрузить извученных, больных и раненных!
— Есть “добить ублюдков и запихнуть терпил в автобусы”! — отозвался громила, не отвлекаясь, впрочем, от процесса вбивания очередного уродца в асфальт.
— И, самое главное! — Маллой-младший решительно повернулся в сторону товарища и многозначительно указал на него мечом. — Ты просто обязан как можно большему числу людей сказать “спасибо, что выбрали УСиМ, не забудьте поставить пять звёздочек в Necrohelper”. Не смей игнорировать данную задачу, это очень важно.
— Ты мог бы и сам это им сказать, — ухнул Гало, отбрасывая в сторону одну из туш, усечённых до состояния неровного мясного шара.
— Мог бы… — Дарк вгляделся в безликую серость, тщетно надеясь увидеть за пеленой дождя что-то из того, что происходило в месте предположительного приземления Глашек. — Но не буду, потому что я нужен в другом месте.
Небрежным взмахом руки “номер один” стряхнул с волшебной палочки каменный клинок и помчался по направлению к своей цели, мысленно благодаря Семерых за то, что именно в этот момент очередная молния высветила особенности ближайшей архитектуры.