— Именно потому ты и оставил подсказку рядом со своим трупом? Чтобы сподвигнуть движение общественных масс? — некромагичка дождалась кивка в исполнении ученика. — Это, вне всякого сомнения, интересная точка зрения. Я не особо удивлена: слышала, что японцы, особенно в средневековье, выживали в первую очередь за счёт сплочённости. Мой же разум формировался в условиях, когда из каждого утюга активно воспевался индивидуализм, а тех, кто с этим не согласен, ждало серьёзное… и довольно болезненное разочарование.
Пан Праведный задумчиво сосредоточил взгляд на угощении.
— Неужто одних лишь песен было достаточно, чтобы вы, сенсей, умный… человек, поверили, что способны противостоять богу?
— Я противостояла обществу, Мец, — покровительственная улыбка не сходила с губ слечны Глашек. — Не ты ли сам говорил, что большие скопления людей подобны стихии, не ты ли согласился, что бог суть стихия?
— То есть, люди-индивидуалисты, всё-таки, сильнее? — уточнил самоучка.
— Не все. Некоторые. Пожалуй, что да, сильнее, — девушка вновь укусила перемяч, беря паузу на раздумия. — Но вот общество, состоящее из индивидуалистов в целом слабей. Потому и получается ему противостоять.
Мец наконец решился попробовать угощение. Несколько секунд на крыльце царила тишина. Лишь капли дождя стучали по козырьку, обледенелой корочке сугробов и мощённым дорожкам.
— Иными словами, подобное общество, всё же, не является полноценной стихией, и умение противостоять ему не может означать умения противостоять богу, ведь так?
— Логично. Определённо, успешный индивидуалист может гордиться лишь победой над обществом, откровенно инвалидным, не готовым биться с ним в полную силу. Разрываемым внутренними противоречиями, — кивнула Броня. — Индивидуализм для общества — это аутоиммунное заболевание. Этакая волчанка. Части целого находятся в состоянии вечной борьбы друг против друга, не давая ему развернуться в полную мощь. Расправить крылья… да что там крылья? Такое общество даже лопатки расправить не может: так и ходит уныло ссутулившись.
Пан Праведный нахмурился. Он понурил голову, будто бы услышал нечто, чего слышать ему не хотелось бы.
— Так значит, я смог вас переубедить?
— Нет, — беспечно пожала плечами некромагичка.
Ответом ей был удивлённый взгляд.
— Но разве вы сами только что не дошли до мысли о том, что противник, которого вы одолели, не способен стоять рядом с божеством, что мощью подобно стихии?
— Да. Я дошла до этой мысли, — согласилась девушка.
— И вы всё ещё считаете, что это возможно? — переспросил Мец. — Что человек, один единственный человек, одиночка, пусть даже возвысившийся над обществом индивидуалистов, способен выступить против бога и биться с ним на равных?
— Да.
— Но… как же? Какой у вас довод?
— Всего один. Дарвинистический, — ответила Броня. — Потому что иначе этот человек просто сдохнет. Просто перестанет существовать.
— Не очень научно, — усомнился бывший самурай. — Мне казалось, что вы все свои выводы основывается на фактах.
— Нет фактов, говорящих, что человек в принципе не способен противостоять божеству, — вновь беспечно пожала плечами девушка. — Но и не это главное. Я, в целом, не против веры, как явления, если она создаёт конструктивную основу для дальнейшей деятельности. Вера в то, что человек может противостоять богу, в моём конкретном случае позволяет мне не опускать руки и продолжать борьбу.
— Практичность важней истины? — уточнил пан Праведный.
— Ложь во благо, — улыбнулась Лешая. — Истина не имеет никакого значения, если не несёт пользы. Если что-то прошло через сито правды, это ещё не значит, что оно пройдёт проверку ситом пользы.
— Сократ? — переспросил самоучка. — Но разве просеяв слова через три сита мы не отсекаем полностью любую информацию, отличную от истины?
Девушка поморщилась.
— А чем, в глобальном смысле, умолчание правды отличается от откровенной лжи?
— Семена лжи способны прорасти. И всходы эти могут оказаться отнюдь не теми, которые мы бы пожелали видеть.
Синеокая аватара божества перевела взгляд на ручеёк, что подтачивал аккуратный сугроб, поблёскивающий в свете электрических уличных фонарей.
— Земля, куда не будут высажены семена правды, не останется бесплодной. Любым ветром туда занесёт семена заблуждений. А заблуждения — суть та же ложь. Только контролировать эти всходы сложней. Иными словами вся разница между враньём и умолчанием — суть лирика. Или софистика, раз уж ты оказался знаком с трудами античных философов.
— Иными словами, вы, сенсей, любите правду меньше, чем её любил Сократ? — в голосе ученика не слышалось осуждения, лишь любопытство.
— Отнюдь. Я люблю её даже больше. В знаменитой истории про три сита достопочтенный эллин предпочёл не услышать истины. То есть, не знать её. Я же предпочту быть в курсе всех деталей и нюансов, но вот то, что я скажу… оно истиной быть не обязано, — улыбка вновь коснулась губ девушки. — В мире нет ресурса важней, чем информация. Она стоит во главе любого нашего действия, даже направленного на утоление базовых потребностей. Если ты владеешь информацией, ты обладаешь контролем и властью.
— Думаю, я понимаю, — кивнул Мец. — Мне потребуется время, чтобы осмыслить всё, что я сегодня услышал. Но я хочу задать ещё один вопрос.
— Почему бы и нет? — пожала плечами Лешая. — Но учти, что времени на ответ у меня будет немного.
— Да… я как раз об этом… — бывший самурай перевёл слегка сконфуженный взгляд на практически пустую корзинку. — Это физически возможно: столько съесть и в столько краткие сроки?
Некромагичка задумчиво проследила за направлением взора самоучки. И, действительно: в маленьком девичьем животике попросту не нашлось бы места для всего того количества съестного, что было уничтожено за время философской беседы с учеником.
И ведь это если не учитывать вкусняшек, что Броня заточила ещё до выхода на улицу.
— Не думаю. Впрочем, мы живём в мире, где помимо физики достаточно хорошо изучена парафизика, а потому осознать, по каким причинам столь до обидного малое количество вещей невозможно в принципе, становится куда как проще. Кстати, Мец, ты когда-нибудь прыгал с парашютом?
Ученик удивлённо поднял брови.
— Нет, сенсей.
— Значит, будем прыгать без парашюта. Так даже лучше.
3.
Дождь стучал по шлему и наплечникам. Не могучий злой ливень, но нечто печальное, практически угнетающее.
Реквием по спокойным временам.
Даркен понимал печаль природы. Печаль Глашек. Сколь бы не храбрилась синеокая, сколь бы не пряталась за маской отрешённого от мира, стоящего над страстями человеческими сверхразума, ей было не под силу задушить эмоции. Лишь изгнать их из тела.
