– Помогите… пить… – бормотал несчастный, – сжальтесь… он придет… врача…
Пленник уже явно бредил и, возможно, не дотянет до утра. А если маркиз не вернется сегодня? Или, – ударила страшная мысль, – смерть в этом подвале не является чем-то из ряда вон. И в тех черных окованных цепями ящиках… Ара судорожно втянула в себя воздух.
Снова подергала ручку.
– Дверь закрыта. Вы меня слышите? Как вы? Вы не ранены?
– Помогите…
– Как?! – в отчаянии воскликнула она. – У меня нет ключа!
– Не… ключ… – так же едва слышно. – Он открывает… не ключом…
Только после этих слов Ара поняла, что на двери нет замочной скважины.
– Ручка… поверните ее… трижды вправо… а потом влево… на пол-оборота… и оставьте… параллельно полу.
Не тратя времени на удивление, Ара поставила канделябр на пол и сделала, как ей сказали.
Что-то щелкнуло, но дверь осталась по-прежнему заперта.
– Теперь… простучите по двери… вот это…
Она услышала ритм, довольно замысловатый, который отбивали, кажется, по полу чем-то металлическим. Пленнику пришлось повторить его еще раз, поскольку с первого запомнить сложную последовательность не удалось. Едва Ара извлекла костяшкой пальца последний звук, раздался новый сухой щелчок, словно отодвинулся второй невидимый затвор.
– Теперь… надавите на лунки… видите… появились?
В том месте, которое раньше закрывала вертикально стоящая ручка, теперь действительно обнаружились пять глубоких впадинок, будто специально для руки, и Ара, вставив в них пальцы, надавила. И тут же, ойкнув, отшатнулась, уставившись на пять капель крови, выступивших на концах пальцев от порезов обо, что-то острое.
Последний щелчок, и створка с тихим скрипом приоткрылась…
Девушка шагнула вперед, распахнула ее, подняла повыше подсвечник и зажала себе рот ладонью, сдерживая крик.
На полу у противоположной стены крошечного карцера скорчился молодой мужчина, даже юноша – лет семнадцати. Бледное изможденное до выступающих ребер тело было опутано вделанными в стену за ним цепями и прикрыто лишь полотняными штанами, открывая на обозрение худой торс с множеством свежих и уже подживающих синяков, ссадин и отметин, напоминающих… следы от плети и ожоги?! О господи, его пытали!
Пленник поднял затуманенные давно не видевшие свет глаза и часто заморгал, закрываясь ладонью от свечей. Звякнул металл, и Ара поняла, что ритм по полу он выстукивал кандалами. Массивные обручи натерли кожу на отощавших запястьях и лодыжках до багровых ран, особенно хорошо видных на бледной истончившейся коже, которая, казалось, может в любой момент порваться, обнажив кости. Удивительно, как в нем до сих пор держалась жизнь!
Но даже несмотря на такое ужасающее состояние было видно, насколько пленник красив – словно сошел с полотен старинных мастеров: скульптурные скулы, светлые вьющиеся почти до плеч волосы, сейчас грязные и свалявшиеся, глубокие, как омуты, глаза, в которых начали загораться осмысленность и надежда.
– Помогите… прошу, – слетело с запекшихся губ.
Ара содрогнулась от ужаса и жалости. Казалось, юноша в любой момент может испустить последний вздох.
Она сделала инстинктивный шаг вперед, но тут же почувствовала, как сердце словно сдавил невидимый кулак, предупреждая. Еще один шаг, и давление усилилось.
– Я… не могу войти, – в отчаянии произнесла она, отступая обратно. – Он запретил мне переступать порог подвального помещения.
Стоило снова оказаться снаружи, как хватка на сердце разжалась.
Юноша шевельнулся, но подняться сил у него не хватило, и скользнувшие по телу цепи переползли с израненных на уже поджившие участки кожи. Раздалось шипение, словно металл обжигал, и несчастный застонал, заваливаясь обратно.
Ара закусила губу:
– За, что с вами так?
– Хотя бы… воды… – прошептал он, приваливаясь затылком к стене.
Кружка с водой, словно дразнясь, стояла на середине комнатушки, куда пленник не мог дотянуться, и девушка вновь поразилась изощренной жестокости его мучителей.
– Я придумаю, как вам помочь, только держитесь!
Ара огляделась по сторонам в поисках идеи – она физически не могла переступить порог темницы, а он не мог даже просто встать, – и поняла, что держит ответ в руках. Быстро задула огоньки, потом опустилась на колени и протянула подсвечник, подталкивая самой длинной свечой питье к пленнику и следя за тем, чтобы самой ненароком не коснуться пола. Маркиз ведь запретил «переступать порог», и она не переступает, она тянется на весу. И похоже, хитрость сработала, поскольку никакого давления на сердце она не ощутила.
Юноша протянул худую кисть навстречу кружке, которую Ара двигала к нему.
– Спасибо, ты просто ангел… – прошептал он, чуть приподняв уголки губ в благодарной улыбке и поймав ее взгляд. Но кружку почему-то не взял, хотя та уже была в пределах его досягаемости, а вместо этого нежно произнес: – А теперь иди ко мне.
Ара хотела напомнить, что не может этого сделать, но вдруг поняла, что откладывает подсвечник, поднимается и идет… С каждым шагом сердце стучало все быстрее, лихорадочнее, крича, требуя повернуть назад, но повернуть девушка не могла.
– А теперь сними оковы, – произнес пленник, когда она остановилась перед ним, и поднялся на ноги, пусть и не без труда, но и не такой слабый, как казалось. Одновременно с этим выяснилось, что длины цепей и сил ему хватило бы на то, чтоб самостоятельно дотянуться до воды.
Ара хотела отшатнуться, спросить, что происходит, но увидела, как ее руки послушно толкают вставленные в пазы штыри, подцепляют и вынимают их, как оковы раскрываются, падая с его запястий и щиколоток. Как потом ее руки помогают ему выпутаться из цепей, которые, задевая кожу, заставляют его морщиться и шипеть от боли, как шипит его израненная кожа от соприкосновения с этим странным тусклым металлом.
Когда последние путы упали с его тела, юноша прикрыл глаза и, откинув голову, застонал от облегчения. А потом встряхнулся, и за его спиной расправились огромные… крылья. Перепончатые, в тонких прожилках и красивые страшной чудовищной красотой, они не помещались в этой клетушке, сгибаясь, царапаясь о стены. И сам юноша, полностью выпрямившийся, с мерцающими во тьме зовущими глазами, был прекрасен такой же пугающей дикой душераздирающей красотой. От нее на глаза Ары наворачивались слезы, а сердце, и так отмерявшее последние судорожные толчки ее жизни, лихорадочно металось в груди, будто умоляя вынуть его и отдать пленнику…
И Ара это сделает, если он попросит, вырвет своими же руками. Сердце, тело, душу, что угодно – лишь бы и дальше смотрел на нее своими небесными глазами, лишь бы позволил еще пару мгновений любоваться его красотой, умирая от блаженства.
– Ты ангел, – повторил юноша с крыльями, кладя руку ей на горло, поглаживая обнаженную кожу кончиками пальцев, заканчивающихся теперь когтями, а потом наклонился вперед и медленно с наслаждением лизнул ее острым длинным языком от подбородка к виску. Одна часть Ары, все сознающая, но бессильная, передернулась от омерзения, а другая, безвольная и онемевшая от восхищения, испытала горячий экстаз. – Вкусный ангел, – улыбнулся он. – А я так хочу пить… Теперь разденься.
