Мирослава тихонько коснулась его плеча.
– Давайте послушаем Матрену.
– Ой, простите меня, вот старый пень, привел вас слушать, а сам шумлю, – спохватился Кузьмичев и замолчал.
Несмотря на то что Мирослава не была любительницей хорового пения, она получила истинное удовольствие. «И это только репетиция, – подумала она, – а как же они поют во время выступлений».
Точно угадав ее мысли, Кузьмичев заверил ее:
– Наши девочки и на репетиции полностью выкладываются. Пойдемте ко мне в кабинет, – он взял ее под руку и повел к выходу из зала, – Маша переоденется, и вы с ней поговорите.
Мирослава не пыталась освободить свою руку, мужчин пожилого возраста она рассматривала как милых дедушек и не замечала вольностей, которые никогда не сошли бы с рук молодому мужчине.
Да и вел себя Аристарх Петрович не как престарелый ловелас, а как умудренный жизнью человек, рассматривающий молодых девушек и женщин как потенциальных дочек и внучек.
Оставив Мирославу в крохотной комнатенке, носящей гордое имя кабинет, сам Кузьмичев исчез. Вернулся он минут через пятнадцать запыхавшийся и немного смущенный.
– Вы извините, – пролепетал он, – но Машенька просит, чтобы вы прошли к ней в гримерку. Она у нас прима, – он развел руками, – и имеет свои небольшие капризы.
– В гримерку так в гримерку, – отозвалась Мирослава, не представлявшая до этого, что в хоре тоже есть примы.
– Идите за мной, здесь недалеко, – облегченно выдохнул Кузьмичев.
Гримерка Матрены раза в два превосходила по размерам кабинет руководителя хора. Маша сидела лицом к зеркалу и что-то делала со своим лицом. Услышав голос Аристарха Петровича, она медленно повернулась на своем крутящемся кресле.
– Я вас оставлю, – быстро сказал Кузьмичев и скрылся за дверью, тихо прикрыв ее за собой.
Мирослава подошла к певице и развернула удостоверение.
– Понятно, – сказала та, – Толика убили, и вы пришли спросить, не я ли это сделала. Сообщаю – не я.
– А кто? – спросила Мирослава.
– Ну вы даете! – всплеснула наливными белыми руками Маша. – Я почем знаю?
– Вы не очень хорошо расстались.
– Да, расстались мы нехорошо, ваша правда, – согласилась Маша, – но лично Толику я никакого физического вреда не причинила. Волосы я подергала Оксанке. А она, зараза, расцарапала мне лицо.
– Незаметно, – улыбнулась Мирослава.
– Так профессионалы за деньги постарались.
– За деньги Анатолия Мерцалова, – сказала Мирослава, а про себя подумала: «Вернее, за деньги его отца».
– Ну не за мои же! – искренне возмутилась Цымлянская. – Никто не просил его по бабам бегать.
– Вы сильно переживали?
– Я была в ярости! – подтвердила Маша.
– А потом жалели?
– О чем? – удивилась она.
– О том, что не сдержались.
– Скажете тоже, – рассмеялась Цымлянская, – если о чем и жалела, то только о том, что мало Оксанке вломила. Змея вероломная! – Она покачала в воздухе увесистым кулаком.
«Да, такая запросто коня на скаку остановит, – подумала про себя Мирослава, – но не жеребца, прыгающего из одной постели в другую».
Больше спрашивать Машу ей было не о чем, и она распрощалась с певицей, подумав о том, что надо бы проститься с Кузьмичевым. А он, оказывается, и не уходил далеко, сидел на стареньком диванчике в коридоре. Увидев ее, сразу вскочил. Мирослава прочла на его лице опасения за свою приму и успокоила:
– Не волнуйтесь, Аристарх Петрович, я выяснила все, что хотела, и больше не буду беспокоить Матрену.
– А полиция? – быстро спросил он, оглянувшись на дверь гримерки.
– Думаю, что и она тоже. Спасибо за помощь, до свидания.
– До свидания, милая девушка, – ответил он, проводил ее до самого выхода и, как она подозревала, смотрел ей вслед, пока ее машина не скрылась из виду.
Мирослава подумала, что было бы неплохо сегодня же навестить и потерпевшую от Машиных рук Оксану Лутковскую. Но в кафе «Мимоза» ехать еще рано, надо ближе к вечеру. Да и поговорить там, скорее всего, будет сложно…
Волгина набрала номер домашнего телефона Лутковской. Отозвалась певица только после одиннадцатого гудка.
– Алло, – раздался в трубке заспанный голос.
– Извините, если разбудила, – сказала Мирослава, – это детектив Мирослава Волгина. Мне нужно с вами поговорить. Я могу подъехать в кафе.
– Нет, в кафе не надо, – быстро ответила Лутковская, – приезжайте ко мне домой. Адрес знаете?
– Да, но на всякий случай скажите.
Адрес, названный Оксаной, совпадал с тем, что дала ей Мерцалова.
– Когда мне подъехать? – спросила Мирослава.
– Минут через сорок, – сказала Лутковская и, не дожидаясь ответа, положила трубку.
– Ну что ж, – подумала Мирослава, – через сорок так через сорок.
Она зашла в уличное кафе и выпила чашку чая со слоеным пирожком. Потом позвонила Морису и сообщила, что планирует вернуться домой часа через два-три, а может быть, и раньше, и обещала перезвонить, как только направится в сторону коттеджного поселка. Миндаугас в ответ порадовал ее, сказав, что справился с ее заданием. Обсуждать подробности по телефону они не стали.
Мирослава глянула на часы и направилась к дому Лутковской. Та сразу же отозвалась по домофону, точно стояла возле него. Хотя и исключать того, что девушка поджидала детектива и нервничала, было нельзя. Волгина прикинула, что живет Оксана на втором этаже, поэтому не стала вызывать лифт, быстро поднявшись по ступенькам.
– Вот вы какая, – обронила Оксана, поджидавшая ее на пороге.
– Обманула ожидания? – улыбнулась Волгина.
– Нет, просто я никогда не видела детективов-женщин.
– А мужчин видели?
– По телевизору.
– Так по телевизору и женщины встречаются.
Лутковская тряхнула гривой ярко-рыжих волос, то ли соглашаясь, то ли протестуя… Жестом она пригласила детектива следовать за ней, и они вошли в приятно пахнущую квартиру. Как ни странно, пахло не только свежесваренным кофе, но и чем-то печеным.
Оксана провела гостью на кухню, проговорив на ходу:
– Простите, в комнате у меня не прибрано.
Мирослава же думала о том, что, судя по пышной шевелюре Лутковской, не скажешь, что ей выдрали половину волос…
Кухня оказалась большой и заставленной удобной современной мебелью. Хозяйка усадила гостью на уютный диванчик, застеленный ярким клетчатым пледом. Вскоре на столе появились не только чашки с кофе, сахар, молоко, но и две тарелки с пирожками.
