Несмотря на то что он заплатил детективу щедрый гонорар, Драпецкий продолжал считать себя вечным должником Мирославы Волгиной, вернувшей ему не просто племянницу, а свет его очей, смысл его жизни.
До пятницы Мирослава решила отдохнуть и систематизировать ту информацию, что у нее уже имелась.
– Неплохо было бы и Шуру разговорить, – подумала она и решила рассказать ему обо всем, что удалось узнать. Она уже подъезжала к дому, когда зазвонил телефон.
– Да, – взяла она трубку и остановила автомобиль у края дороги.
Звонила Антонина Ивановна Мерцалова. Она, волнуясь, спросила, нет ли каких-либо новостей.
– Антонина Ивановна, – проговорила Мирослава как можно ровнее, – мы работаем. Но, к сожалению, дела не раскрываются так быстро, как нам хотелось бы.
– Я понимаю. Просто…
– Как только мне удастся напасть на след, я сразу вам сообщу.
– Но хоть какие-то сдвиги есть? – с надеждой спросила заказчица.
– Пока мы занимаемся сбором информации. Опрашиваем тех, кто знал вашего сына, общался с ним.
– Тоня попала в больницу, – проговорила Антонина Ивановна.
– Тоня?
– Да, молодая жена Толи, – заказчица всхлипнула, – впрочем, теперь уже вдова.
– Что с ней? – спросила Мирослава.
– Кровотечение…
Мирослава догадалась, что произошло с девушкой.
– Сочувствую, – проговорила она.
– Для Тони это, может, и лучше, – тяжело вздохнула Мерцалова, – она молодая, снова выйдет замуж. Зачем ей ребенок от первого мужа. А я… – голос Мерцаловой задрожал, – я очень хотела внука.
Мирослава не знала, чем успокоить женщину, поэтому промолчала.
– Вы извините, что я вас достаю, – проговорила Антонина Ивановна, – мне хотелось просто услышать ваш голос…
«Бедная женщина, – подумала Мирослава, – ей, выходит, и поговорить не с кем».
Точно угадав ее мысли, Антонина Ивановна проговорила:
– Сегодня вечером навещу Эльвиру, хоть отведу душу. И Сережа мне что-то не звонит, – пожаловалась она.
– А разве он у вас давно не был?
– Был позавчера, а я уж и соскучилась.
– Позвоните ему сами, я думаю, он будет рад.
– Да, Сережа хороший мальчик. Мамы у него нет. Живут одной семьей при дяде – он и отец.
Теперь Мирослава уже не сомневалась, от кого именно узнавала Антонина Ивановна обо всех подробностях личной жизни сына.
Когда заказчица отключилась, она тронула автомобиль с места и вскоре была дома. Первое, что ей бросилось в глаза – аккуратно постриженные кусты роз у забора. И она улыбнулась.
– Как хорошо дома! – вырвалось у нее.
– А сейчас будет еще лучше, – проговорил сбежавший с крыльца Морис, – ужин готовится, но у меня для вас есть кое-что перекусить.
– Что же? – заинтересовалась Мирослава, неожиданно почувствовав, что голодна.
– Ваши любимые раковые шейки и салат с сельдереем.
– Ура! – Она чмокнула его в щеку и помчалась в ванную принимать душ.
А Морис стоял, прижав руку к щеке, словно боялся, что поцелуй имеет крылья и может улететь, и смотрел ей вслед. На губах его мерцала едва заметная улыбка. Наконец он пришел в себя и поспешил на кухню, где накрыл небольшой столик на двоих.
Так искренно любить раковые шейки, наверное, может только человек, родившийся на Волге. Мирослава как-то рассказала ему, что в детстве дедушка и бабушка часто водили их с братом на набережную. Вволю нагулявшихся и набегавшихся детей вели в кафе, открытая терраса которого выходила на Волгу, и там дедушка заказывал для своего семейства раковые шейки, которые ели долго, растягивая удовольствие.
А потом было мороженое в металлических вазочках. Мирослава к мороженому была равнодушна, зато бабушка, дедушка и двоюродный брат его просто обожали. По молчаливому сговору Виктор отдавал сестре две-три раковые шейки, а она ему все мороженое полностью.
Морис догадывался, что это воспоминание было очень дорого для Мирославы, и ценил то, что она доверила ему этот светлый кусочек своего улетевшего детства. Сам он не был фанатом раковых шеек и мог ограничиться минимальным их количеством.
Главный же поклонник сидел рядом со столом и стучал по полу пушистым хвостом, желая привлечь внимание к своей персоне. Выпрашивать еду мяуканьем Дон считал ниже своего достоинства.
Конечно, его всегда замечали и так. И Дон важно собирал дань и с Мирославы, и с Мориса.
После третьей съеденной котом шейки Волгина сказала:
– Все, хватит, а то его тошнить будет.
Дон смирился, запрыгнул на кресло и стал демонстративно вылизывать черную шерсть, отливающую золотом под лучами солнца.
Они успели выпить чай, прежде чем раздался звонок сотового Мирославы. Телефон как раз оказался на кресле, где сидел Дон, и кот недовольно на него покосился. Морис взял аппарат и протянул Волгиной.
– Да, – сказала она.
– Здравствуйте, уважаемая, – быстро проговорили из трубки, – мне надо встретиться с вами срочно!
– Вы не могли бы представиться? – спросила Мирослава.
– Мог бы. Вах! Мог бы! Только не бросайте, трубка, пожалуйста.
– Я не бросаю. Я вас слушаю.
– Горе у меня, большое горе, человек серьезный сказал, что вы можете мне помочь.
– Вы забыли представиться, – напомнила Мирослава.
– Алхазур Магометович Рахметов, – выдохнула трубка.
– Я слушаю вас, Алхазур Магометович.
– Сына моего Шамиля схватили.
– Кто схватил?
– Полиция.
– Вы хотите сказать задержали?
– Как ни говори, все одно, бросили в каземат ни за что!
– Как это ни за что?
– Мой сын ни в чем не виноват! Слышите, ни в чем!
– А кто посоветовал вам обратиться ко мне?
– Как кто?! – возмутилась трубка. – Гога, конечно!
– А точнее, – попросила Мирослава, хотя уже догадалась, о ком говорит ее собеседник.
– Георгий Вахтангович Бакрадзе.
– Понятно. Только в данный момент я не могу заняться вашим делом, так как уже связана обязательствами с другим человеком и пока не довела его дело до конца.
– А выслушать меня хотя бы можно?! – перебил ее голос из трубки.
– Выслушать можно, – вздохнула Волгина, – но разговор это не телефонный.
– Сам знаю, что не телефонный!
– Вам лучше подъехать ко мне. – Она продиктовала адрес.
– Уже лечу.
