В восьмом часу вечера приехал Наполеонов. Первые слова, которые он произнес, были:
– Голодный как собака. Накормите.
Морис кивнул и ушел накрывать на стол. Мирослава сходила в свой кабинет и, прихватив папку с документами, положила ее на журнальный столик в гостиной.
– Тебе помочь? – спросила она Миндаугаса.
– Нет, у меня уже все готово. Где Шура?
– Наверное, залез под душ.
– Уже вылез! – раздался голос Наполеонова, и через секунду он уже входил в гостиную.
После того как Шура разделался с десертом, Мирослава сказала:
– Надул вас Свояков. Хованская обращалась к нему восемь месяцев назад. Тогда же и расплатилась. А рыбак видел «Опель» Своякова незадолго до убийства.
Наполеонов быстро повернулся к ней всем корпусом.
– Ты с ней разговаривала?
– Да. Сегодня.
– И поверила на слово? – Шура прищурил свои лисьи зеленовато-коричневые глаза. Правда, когда на них падал свет, они были зеленовато-желтыми.
– Естественно, нет. Но есть документы, подтверждающие ее слова.
– Где?
Мирослава взяла папку с журнального столика и протянула ее Шуре.
– Посмотри, здесь копии. Подлинники у Хованской.
– Странно, что она их берегла…
– Ничего странного. Большинство людей, как правило, далеко не сразу выбрасывают документы.
– Даже такие? – усмехнулся Шура.
– Даже такие.
Он кивнул и стал просматривать бумаги. Морис и Мирослава тем временем убрали со стола посуду, перемыли ее. Морис нарезал еще пирога и поставил на стол тарелку. Из чашек, заполненных свежим горячим чаем, запахло мятой. Шура, не поднимая головы, дотянулся до тарелки с кусочками пирога и принялся жевать. Мирослава присела рядом с ним и заглянула в бумаги.
– Сейчас, уже скоро, – проговорил он, переворачивая очередной лист. Наконец он оторвался от чтения.
– Что скажешь? – спросила Мирослава.
– Ну, я ему, сукину сыну, покажу, как со следствием в жмурки играть! – потряс кулаком Шура.
– Адрес этой девушки Саши, к которой подкатывался Мерцалов, я взяла у Лизы, официантки из «Рыжей ослицы». Хочу позвонить ее маме и попросить о встрече.
– А что не так с Сашей? Она не захотела встречаться с ним?
– Не захотела, – кивнула Мирослава и тихо добавила: – С Сашей действительно не так.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Наполеонов заинтересованно.
– Саша, как и Мерцалов, выпала из машины и погибла.
– Ты знаешь, когда это случилось?
– Шесть месяцев назад.
– Так…
– А у Саши был постоянный парень? Может, жених?
– Шура, я пока ничего не знаю об этой девушке. Узнаю, сообщу.
– Значит, ты сама этим займешься?
Она кивнула.
– А я тогда займусь Свояковым. Плотно займусь, – в голосе следователя прозвучали угрожающие нотки.
– Шур, я вот думаю, ну не просто же так Свояков перевел стрелки на Хованскую.
– Думаю, были причины, – проговорил он задумчиво.
– Он кого-то покрывает.
– Ничего, завтра же я вытрясу из голубчика все.
– Вас не настораживает, – спросил Морис, – что девушка и Мерцалов погибли одинаково?
– Еще как настораживает…
– В случайность не верится.
– Да, либо их убил один и тот же человек…
– Либо?
– Либо кто-то из близких девушки вычислил убийцу и отомстил ему.
– Ты хочешь сказать, что Мерцалов убил Сашу?
– Он мог сделать это ненамеренно.
– То есть?
– Помните Свету Трегубову?
– Ну?
– У нас есть свидетельство того, что Мерцалов пытался похитить девушку.
– Трегубовой повезло, ее отбила Агриппина Павловна.
– А Саше нет…
– И ты предполагаешь, что она выбросилась из машины?
– Не знаю, выбросилась она сама или ее выбросил Мерцалов.
– Это мог быть вообще не он…
– Мог, ведь преступник не найден.
– Я подниму дело и поговорю с тем, кто его вел, – сказал Шура. Он закрыл папку. – Это я возьму с собой.
– Конечно.
– А теперь давайте отдохнем от работы.
– Давайте. Ты написал какую-нибудь новую песню?
– Увы.
– Тогда спой что-нибудь из уже имеющегося.
Морис сходил за гитарой, вручил ее Шуре, и все вышли на крыльцо.
На небе показался месяц, светлый, как кусочек хрусталя, покрытый сахарной пудрой. Дневной зной отступил, и из глубины сада ветер доносил запах влаги и цветов.
Шура пробежал пальцами по струнам, прислушался, склонил голову набок, помолчал, полминуты и запел:
Не обещай, мне, дорогая,
Что будешь вечно ты любить
Лишь потому, что точно знаешь —
Мне трудно без тебя прожить.
Но дай хотя бы мне сегодня
И ласку, и любовь свою.
Побудь немного благородной.
За это я тебе спою.
А про себя я знаю – буду
Любить одну тебя весь век.
И, может быть, случится чудо —
Мы не расстанемся вовек.
* * *
На следующий день была суббота. Тем не менее Наполеонов уехал на работу. Мирослава в задумчивости сидела возле домашнего телефона и гипнотизировала его взглядом. Дело в том, что она сомневалась, позвонить ли Сашиным родным сегодня или все же отложить до понедельника…
С одной стороны, в субботу больше шансов застать их дома. С другой стороны, не хотелось портить людям выходные напоминанием о недавней еще и, скорее всего, незажившей ране. К тому же в первую очередь поговорить Мирослава хотела с мамой Саши. Женщина, скорее всего, будет дома одна именно в будни… Говорить со всеми домочадцами разом не хотелось.
Телефон, не выдержав ее пристального взгляда, зазвенел. Мирослава сняла трубку.
– Да.
– Доброе утро, любимая невеста, – донесся голос Иннокентия.
– Кеш, – виновато отозвалась Мирослава, – мы больше не жених и невеста.
– Вот как? – почти не удивился он.
– Ага, я расплатилась с детективом.
