– Ну слава богу, – проговорил Борислав облегчённо. И спросил: – Когда мы с тобой увидимся?
– Не сейчас. Хорошо? – попросила она жалобно.
Он нутром почувствовал её состояние, поэтому ответил:
– Хорошо.
– Спасибо тебе, Бориславушка.
– Не за что. Но ты ведь знаешь, что я буду скучать?
– Я тоже.
– Я сильно-сильно. А ты?
– А я ещё сильнее.
– Знаешь, как называется то, чем мы сейчас занимаемся? – спросил он, надеясь шуткой хоть немного развеять её настроение.
– И как же? – спросила она.
– Муси-пуси, – тихо засмеялся он в трубку.
– Надеюсь, ты шутишь?
– Конечно, шучу. Но я очень прошу тебя, Нонна, позвони мне, как только сможешь.
– Я обещаю.
– Целую тебя. Пока.
– Я тебя тоже. Пока.
Повесив трубку, Борислав вздохнул и подумал, что всё складывается не очень-то удачно. Он надеялся, что Нонна наконец-то поговорит с Сафронковым и расскажет ему о них, тем более что она сама обещала сделать это, как только Данила вернётся из командировки. «И кому только приспичило убивать жену Сафронкова именно сейчас?! – мысленно вознегодовал Труба. – Совести у людей совсем нет».
Глава 10
Данила, отойдя немного от дома, в котором жила Нонна, остановил такси и поехал к себе. Хотя именно туда ехать ему не хотелось больше всего. Он даже подумывал о том, чтобы позвонить следователю, сообщить, что он приехал, и заодно спросить, как продвигаются дела по расследованию убийства его жены. Но и эту мысль он отбросил, решив, что следователь и сам найдёт его.
И мысли его невольно полетели в прошлое, в тот самый день, когда он впервые увидел Софью. И были эти мысли почему-то не чёрными и даже не серыми, а разноцветными, яркими, как лёгкая стайка бабочек. Данила вспомнил, что и день тогда был прозрачно-светлым. Рано утром прошёл дождь, на небе повисла невесомым сказочным мостом радуга. Он тогда ещё опасался, что дождь пойдёт снова, тем более об этом предупреждали и синоптики, а им в этот день как раз надо было снимать одну из моделей на террасе летнего кафе, пьющей новый сорт растворимого кофе. «Тьфу! Какая гадость!» – подумал Данила. Сам он растворимый кофе терпеть не мог, но за рекламу его агентству капали приличные деньги. Данила глубоко задумался о кофе, уже не о растворимом, а настоящем. О том, который чудесно варила его первая, тогда ещё единственная жена, и едва не опрокинул стоящее на лестнице ведро их уборщицы, грузной женщины лет семидесяти, тёти Вари. Вообще-то она была Варварой Ивановной Колесниченко, но все звали её просто тётя Варя, и женщину это вполне устраивало. Сама она ни с чинами, ни со званиями не считалась, поэтому проворчала недовольно:
– Смотреть надо, куда идёте, товарищ директор!
– Ну вы даёте, теть Варь, – попытался отшутиться Данила, – величаете меня как директора передового завода времён социализма.
– А как же мне вас ещё величать? – прогудела уборщица.
– Просто Данила Ильич или Данила.
– На возраст мой, что ли, намекаете? – подозрительно спросила женщина.
– Ну что вы, тётя Варя, – Данила остановился и замахал обеими руками, – вы у нас фору любой девчонке дадите.
– А чего вы сегодня такой смурной? – поинтересовалась уборщица. – С женой, что ли, поругались?
Не обратив внимания на бестактность женщины, Сафронков ответил:
– Берите выше, тётя Варя! – и указал пальцем на потолок.
Она невольно подняла голову вверх, а потом опёрлась на швабру и погрозила ему пальцем:
– Всё шуткуете, пан директор! Над вами и начальства никакого нет!
Данила заметил, что из товарища превратился в пана, и не знал, расценивать это как повышение в статусе или понижение. Метнув взгляд на уборщицу, решил, что она его всё-таки понизила, так как для тёти Вари, выросшей и прожившей большую часть своей жизни при советской власти, товарищ значил многое, а пан так себе, можно сказать, пережиток прошлого, то есть пустое место.
Вздохнув, он всё-таки ей ответил:
– Я, тёть Варя, имел в виду небесную канцелярию.
– А, – протянула женщина и спросила подозрительно: – Вы теперь, Данила Ильич, тоже верующим стали?
Данила пожал плечами, вступать со служащими в прения о религии никак не входило в его планы.
Варвара Ивановна расценила его молчание по-своему и подвела итог:
– Раньше всех в партию да в комсомол насильно тащили, а теперь в церковь.
– Никто никого не тащит, – счёл нужным заметить Данила и подумал, что тётка эта его уже достала. Он повернулся и хотел идти дальше, однако Колесниченко не намерена была прерывать разговор и спросила:
– А чем же вам, товарищ директор, небесная канцелярия не угодила?
Так как Варвара Ивановна вернула ему недавно ею же отобранный статус, Данила решил ответить:
– Нам рекламу снимать на открытой веранде, а тут дождь с утра.
– Так он же давно закончился! – удивилась женщина.
– В любую минуту может снова пойти, – возразил Данила.
– Не пойдёт! – уверенно заявила Колесниченко.
– Откуда вы это можете знать?
– Мне радуга сказала.
– Кто? – изумился Данила.
– Не кто, а что, – голосом строгой учительницы начальных классов назидательно поправила директора агентства уборщица.
Данила вытаращил глаза.
– Да что вы на меня так таращитесь, Данила Ильич, меня ещё прабабка научила по народным приметам определять погоду. Так вот, судя по цветам сегодняшней радуги, дождя ни сегодня, ни завтра не будет.
– Ну спасибо вам, тётя Варя, – шутейно поклонился директор, – и на ум наставили, и надежду подарили.
– Идите уже, товарищ директор, не мешайте мне работать, – делано сердито проговорила уборщица.
Её замечание ничуть не обидело Данилу, он прыснул со смеху и почти бегом заспешил вверх по лестнице. Настроение ему тётя Варя своими нехитрыми разговорами точно подняла. Но тут он снова вспомнил о кофе. И о жене…
Кофе она варила упоительный! Но отношения их к этому времени дали трещину. И хотя она была тоненькой, как паутинка, Данилу это напрягало и раздражало. Он хотел, чтобы жена соглашалась с его предложениями или хотя бы прислушивалась к ним. Но у жены обо всём, тем более о том, что касалось её лично, было своё мнение, нередко отличное от его собственного. И переубедить её Даниле так и не удалось.
Со всеми своими директорскими заботами он чуть не забыл о кастинге. Но на то, чтобы дела агентства шли так, как надо, у него имелись заместители и помощники. Вот и сейчас один из них, едва он вошёл в зал, пододвинул ему стул, на который Данила, благодарно кивнув помощнику, покорно опустился.
