– Тогда проходите. – Женщина посторонилась, пропуская следователя в квартиру. Когда он оказался в прихожей, она спросила: – Вы не будете возражать, если мы поговорим на кухне? Я сейчас там как раз пельмени леплю.
– Обожаю домашние пельмени, – сказал следователь и улыбнулся – мол, понимайте как хотите.
– Ну что ж, – улыбнулась ему в ответ пожилая женщина, – вот Нонна придёт, будем обедать. И вы с нами.
«Что называется, напросился», – подумал Наполеонов.
Они прошли на кухню, хозяйка усадила гостя на угловой диванчик, поставила перед ним большую эмалированную кружку с домашним, умопомрачительно пахнущим компотом и сказала:
– Пейте и рассказывайте.
– О чём рассказывать? – удивлённо спросил следователь.
– Да всё о том же, зачем вы к нам пожаловали.
– А, это можно, – согласился Наполеонов и спросил: – Вы новости смотрите?
– Это смотря какие.
– Криминальные.
– Никак вы из-за Даниной жены пришли, – покачала головой женщина то ли осуждающе, то ли печально.
– Если Даня – это Данила Ильич Сафронков, то вы правильно догадались.
– Да, Даней я зову Данилу. Я его ведь вот таким мальцом ещё знала, – Евдокия Ивановна показала рукой высоту от пола меньше метра, – он с моим сыном с детства дружил, а потом и со снохой со школьных лет. Сноха моя Катенька жила в другом дворе, но училась с Даней и моим Родей в одном классе.
– Они так и дружили, – начал Наполеонов и запнулся.
– Да, так и дружили… – пришла ему на помощь женщина, – до тех пор, пока Родика и Катеньки не стало. Но Сафронковы нас и после не оставляли. Даня помогает нам с Нонночкой постоянно. И София тоже.
– Вы имеете в виду убитую жену Данилы Ильича?
– Нет, – сердито проговорила женщина, – я имею в виду его живую жену, Софию Александровну.
– Так она ему не жена больше, – почему-то робко проговорил следователь.
– Это как?
– Так разведены же они.
– Ну да, – согласилась Евдокия Ивановна и добавила: – Дуракам закон не писан.
Наполеонов не стал переспрашивать, кто дурак, втайне надеясь, что присказка относится исключительно к Даниле Ильичу.
– Двое деток у них, – тем временем сообщила ему Потапова, – Танечка и Сашенька.
– Тяжело без отца расти, – вздохнул Наполеонов.
– Так вы без отца? – догадалась женщина.
Наполеонов кивнул.
– Ваш тоже другую нашёл?
– Нет, – покачал головой Шура, – разбился на самолёте.
– Вот горе-то! – всплеснула руками Евдокия Ивановна.
– Давно это было, – сказал Наполеонов.
– Мама-то замуж снова вышла?
– Нет. Мы с ней вдвоём.
– Видно, любила сильно отца вашего.
– Любила, – согласился Наполеонов и подумал про себя, что и сейчас любит.
– Вот ведь как в жизни бывает, – сказала тем временем Потапова, – люди, которые держатся друг за дружку, разлучаются волею судьбы. А те, у которых всё есть и они могут жить в любви и согласии, с жиру бесятся и рушат свои семьи. А потом локти кусают. Да поздно!
– Данила Ильич, значит, локти кусал? – заинтересовался следователь.
– Не то слово кусал! Грыз!
– А чего же он снова не развёлся да не вернулся к первой жене? – невинно поинтересовался Наполеонов.
– Да разве же София приняла бы его обратно?! – удивилась недогадливости следователя Евдокия Ивановна.
– Суровая, выходит, женщина.
– Не суровая она, а гордая.
– Однако человеку одному всегда несладко, – осторожно проговорил Наполеонов.
Но Потапова старшая с ним не согласилась:
– Она не одна, у неё дети.
– Дети вырастут и совьют собственные гнёзда.
– Это верно, – тихо вздохнула женщина, – вот и Нонночка моя того и гляди замуж выскочит.
– А что, уже есть претенденты?
– Скажете тоже, претенденты, – с улыбкой отмахнулась Евдокия Ивановна и добавила: – Хотя недавно появился один паренёк. Тоже студент, – женщина снова улыбнулась, – только фамилия у него больно уморительная.
– Это какая же? – живо заинтересовался Наполеонов.
– Труба!
– Фамилия боевая, – кивнул следователь. – А имя соответствует?
– Вполне. Бориславом его зовут.
– Хорошее имя. Можно Борисом звать.
– По-моему, его все так и зовут.
– А как Данила Ильич отнёсся к ухаживанию за Нонной молодого человека?
– Так он пока ничего не знает. Нонна хотела ему сказать, да всё тянет.
– Отчего же?
– Кто её знает. Молодая она ещё. А у молодых голова совсем не так устроена, как у тех, кто постарше.
– Правда? – удивился Наполеонов, потом вспомнил себя в восемнадцать лет и сказал: – А вообще-то, да.
– Всё равно скоро скажет, – заверила его Евдокия Ивановна, – деваться-то ей всё равно некуда.
– Может, молодые люди ещё разбегутся, – неуверенно заметил Наполеонов, – возможно, поэтому ваша внучка и не спешит знакомить его с Сафронковым.
– Нет, – покачала головой Евдокия Ивановна, – Борислав хоть и любит пошутить, но чувствуется, что внутри у него твёрдый стержень. Любит он Нонну и не отступится.
– Да откуда же вы это знаете? – удивился Наполеонов.
– Вы вот следователем работаете, – хитро прищурилась пожилая женщина, – и вам хорошо должно быть знакомо такое понятие, как интуиция.
«Это вам к Мирославе надо», – подумал про себя Наполеонов, но вслух ничего не сказал, только кивнул.
– Вот, – поняла его кивок по-своему Евдокия Ивановна, – я сердцем чую, что Нонна и Борислав созданы друг для друга.
– Дай-то бог, – с несвойственным для себя пафосом заявил Наполеонов.
Разговор, казалось, исчерпал себя, затянулась необременительная для обоих пауза. Было слышно, как бойко тикают часы. Наполеонов залюбовался тем, как быстро мелькают руки Евдокии Ивановны и как ловко кладёт она ложкой мясной фарш на кружочек из теста, соединяет края и не просто лепит, а точно пишет пальцами узоры.
– Как это ловко у вас получается, Евдокия Ивановна, – не сумел скрыть своего восхищения следователь.
– Велика наука, – улыбнулась Потапова-старшая, – меня мать в десять лет научила лепить пельмени, вот с тех пор и леплю.
– А Нонну вы как скоро ожидаете?
Женщина посмотрела на большие старинные часы, висящие на стене в кухне, и ответила:
