Уже много вариантов я перебрала, вспоминая убитого малыша оборотня. Я пыталась понять, с какой целью меня принесли ему. Нет, не на съедение это точно. Скорей всего любовь способна из зверя сделать человека. Как Лихо меняется в моём присутствии, так и ребёнок должен был приобрести человеческий вид, потому что звериный облик не смог овладеть им полностью рядом с дикой матерью. Убитые же люди не справились с поставленной задачей. А я бы смогла, смогла бы полюбить его таким, какой предстал передо мной! У меня тогда уже появилась мысль, что его надо защитить и полюбить. Даже после того, как он накинулся на меня, я не переставала его воспринимать, как напуганного ребёнка, не пригодившегося в этом мире. И мамаша его злобная тоже думала так. Раз Лихо меняется со мной, значит и её малыш должен был измениться ближе к человеку.
Лечебный Ильич сделал так, что укусы заросли, прокушенное лицо перестало опухать. А вот с простудой ничего он сделать не мог. И решился прибегнуть к своему методу лечения.
В тот вечер я проснулась, закопанная под шкурами, выглянула на кухню. Пить я выходила, когда оборотня не было дома. Не хотела сталкиваться с ним, итак, еле передвигалась, опасалась, что начнёт приставать. Лихо варил камень в тазике. По-настоящему. Я даже не поверила своим глазам, пошатываясь, выползла наружу, утащив из вещей старинную толстую рубаху в красно-белую мелкую клетку, на десять размеров больше. Мягкая, при этом широкая и с длинным рукавом, прикрывала мою попу и походила на халатик.
Большой валун в алюминиевом тазу варился на печи. Оборотень, как приправу рассыпал в кипящую воду травы и хвою. Дальше были странные действия. Оборотень взял два стула, на один поставил горячий тазик, рядом положил кружку. Сдернул с постели тёмное огромное покрывало и поймал меня. Усадил себе на колени, укрылся с головой покрывалом. Мы оказались, как в шатре. Нил поливал камень из кружки, и облако огненно-горячего пара обдало моё лицо. Я запаниковала, стала вырваться, но меня не отпустили, насильно накренили над камнем. Я попыталась закричать, но голос пропал, прохрипела:
— Отпусти!
Потом набрала полную грудь воздуха и подавилась собственным криком, изошла на мокрый утробный кашель. Я задыхалась, горло сцепили спазмы и тут же прочистился нос. Очередной клуб пара обжог при вдохе мою слизистую, и я почувствовала горький запах травы и хвои. И чем больше я билась, тем сильнее меня сжимал оборотень. А потом случилась полная свобода, полотно было скинуто с головы, и я облегченно вздохнула.
После этой процедуры я спала очень долго. Проснулась полностью здоровой. На моих волосатых ножках не было ни одного шрама. Простуда отступила, и я ощутила резкое чувство голода.
Прежний вид Лихо вернулся, вдобавок изогнулись ноги и теперь сгибались, как у человека, оставались ещё сильно мохнатыми, как раз по погоде. Он носил старинную безрукавку на меху и даже стал примеривать вещи из кучи хлама.
За окном выпал первый снег. В полюбившейся рубашке и широких шерстяных, мужских штанах, которые пришлось завернуть снизу и подпоясать верёвкой, в кроссовках и сохранившейся чудом джинсовой куртке, я забабахала в этот день манты. Ильич нарезал мясо своими ножами, можно сказать в пыль перемолотил. Я бутылкой раскатала тесто, налепила и сварила.
Получился маленький праздник. Захотелось выпить чая и закусить пряником, но такая роскошь мне не доступна. Внимательный оборотень заметил во мне изменения. К себе я его не подпускала, а он как не был склонен к сексуальному насилию, так и остался верен своему принципу. В этот раз, отобедав по местным меркам царской еды, принялся меня бесстыже щупать и домогаться. Я, как снежная королева, ухом не повела, сидела пила заваренные травы и молча мечтала закурить.
— Алёна, — произнёс он моё имя, и я вздрогнула. Предательское тело хотело ласки и секса. Внутри всё ныло, а когда его руки касались меня, с трудом сдерживалась, чтобы самостоятельно не прыгнуть ему на шею.
— За мешок картошки, — на полном серьёзе сказала я, продолжала смотреть в окно.
По моим подсчётам до полного оборота меньше трёх месяцев. Сейчас он на человека не походил, но если одеться прилично, то сойдёт. Я хочу к людям, пусть ведёт, иначе не дам.
— Нет.
— Нет, так нет, — фыркнула я и отвернулась.
На улице студёно, но чувствуется, что снег растает. Вышла помыть посуду и сходить за водой. Обернулась к дому, а навстречу экипированный Ильич. В штанах, как у меня, на ногах обмотки, за поясом топоры и ножи. Чёрный свитер крупной вязки, я его заместо подушки использовала, ещё меховая безрукавка. А за спиной у него старинный парусиновый рюкзак. Он подошел ко мне и взял из рук котелок. Подмигнул янтарным глазом и улыбнулся белоснежной клыкастой улыбкой. Поманил с собой, направляясь в лес. Ему всё так же было трудно говорить, и он задыхался при разговоре.
— Мне без тебя умереть, — предупредил он, когда мы покидали опушку, а я проверяла в кармане паспорт и банковские карточки. — Ты обещаешь, я доверяю. Я тебя пометил, ты пара Высшего.
Я чуть не завизжала от восторга. Вот, как мужик секса хочет, что готов рискнуть. Ничего ему не обещала. Я ведь сбегу от него, а он попытается этого не допустить. Не верилось, что наконец-то покидаю это ужасное место. Пометил он меня, так бы и сказал, трахнул-понравилось.
17
А я-то наивно полагала, что мы, как в магазин быстро сгоняем за картошкой, мукой и чаем с пряниками. Третий день по тайге. В доме, хоть тепло было, а мне тепло только по утрам. Лихо быстро сколачивал шалаш, застилал под навесом землю сосновыми ветками, сам ложился на спину, меня укладывал себе на живот. Сверху я укрывалась захваченным покрывалом, и красота. Первый раз я отказывалась спать на нём, неудобно как-то, думала ему тяжело, а оборотню сугубо фиолетово, даже кайф ловил. Улыбается, меня к себе лапищей прижимает и трётся эрекцией. А я делаю вид, что сполю, а сама мечтаю взять и отдаться.
Снег действительно растаял, а в непролазных гущах земля его не видала. Хмурая прохладная осень целеустремленно направлялась к зиме, ударяя заморозками по ночам, и часто приходилось просыпаться, когда кругом иней. В такие моменты, Ильич накидывал на меня свой свитер и принимался раздувать костёр.
Вначале было невдомёк, почему мы так долго куда-то идём. Потом вспомнила деда Стасика. Скорей всего, он знал карту рек и ручьёв, поэтому передвигался быстрее, а мы пешими сквозь лес шли и шли. А у меня свербело, я хотела разговоров и секса, но отказывала Лихо и в том и в другом, и себе за компанию, и не известно, кто из нас страдал больше.
И вот однажды оборотень остановился и радостно объявил:
— Пришли, — рассмеялся, увидев моё кислое лицо. Я оглядывалась по сторонам, и кроме леса ничего не видела. Понятно всё, ни в какую деревню меня вести не собирались, ни какие магазины мне не светят.
Он смотрел на меня, немного накренившись вперёд, чтобы наши лица были на одном уровне. Уму непостижимо, я вот так просто провожу время с существом, каких свет не производил. Он же весь чудо-чудное. И чем ближе к человеку, тем приятнее и краше. Сказочный мой любовник с глазами затвердевшей смолы ископаемых хвойных деревьев, таинственный тёплый янтарь очей древнего существа.
