— Всё хорошо, милая, — подбадривала меня старушка. — Я теперь часто буду к врачу ходить, ты меня просто спасаешь. Разберись с таблицами, рассортируй бумаги, как я просила. Завтра всё сделаем.
Я поплелась готовить кофе. Стояла и думала, опуститься до мелких пакостей или не стоит. Решила не падать ниже плинтуса, соль заместо сахара в кофе не насыпала. Красивая серебристая посуда. Чашка с кофе, конфетница и печенье на блюдечке. Вышла с кухни, прошагала к кабинету. Мялась на пороге. Двери и стены звуконепроницаемые, вряд ли Ильич услышал, как я его полила матом.
Вошла, стараясь не смотреть на него. Близко не приближалась, руками достать не сможет. Выкладывала на стол посуду.
— Ярославна, как трель слова твои в мой адрес, — услышал всё-таки гад.
— Думаешь, я терпеть буду? — процедила сквозь зубы.
— Терпеть, что? — откинулся в кресле, нагло разглядывая мою фигуру с улыбочкой на лице. — Разве я тебя хоть раз насильно взял? Сама отдавалась.
Я чуть не задохнулась от возмущения, загорелись жаром щёки. Посмотрела в наглую, бесстыжую морду.
— Такое чувство, что вы за нами в замочную скважину подглядывали.
Он повёл бровями, задумавшись. А я собралась уйти и тут же шарахнулась в сторону, Ильич решил меня поймать. Думала, припечатаю подносом. Поймал сволочь за юбку, и хохоча в голос стал тащить к себе. Поднос с грохотом упал на пол.
— Отпусти, ублюдок! Подонок! Скотина!
— Как нежны слова твои, моё любимое создание! — тянул к себе, даже поднялся с кресла и попытался обнять. Высокий.
— Гад! Тварь! Выродок!
— Ещё, мой ангел, ты сладко так поёшь!
Прижал к себе не шелохнуться. Тёплый шерстяной пиджак, еле уловимый запах кофе и его собственный запах, давно забытый. Так пахнет лес ранней осенью. Мне стало ещё больней. Не хотела этих воспоминаний, я оставила там в тайге часть себя, изувеченная душой вернулась в город, а тут одно горе.
— Давай, я жду, ещё сопротивляйся, — шорох его голоса над ухом.
Я с ума сходила от бешенства. Обзывать толку нет. И не вырваться.
— Ты унизил меня, всю жизнь мою разрушил, надругался. Это настоящее изнасилование, и нет такому прощения.
Он резко отстранил меня от себя, держа плечи крепкими руками. Заглянул в глаза.
— Ничего подобного. Ты окружила себя подонками, вляпалась в экономические преступления. Ты была у полиции на учёте, уже готовились взять с поличным. Не отказалась бы перед новым годом подзаработать, а из тюрьмы вытаскивать тебя было бы гораздо сложнее. Помогли бухгалтер твой и я. Во время обанкротил твою фирму и забрал под крыло, вроде как с огромным долгом по суду, не привяжешься.
Э? Это что я сейчас услышала? Стояла в ступоре, распахнув глаза, смотрела на него в недоумении. Знала я, что занимаюсь предельно опасным и рискованным делом. За три года полной безнаказанности у меня и мысли не появилось, что могут посадить. Кого угодно, только не меня. А если бы загребли? Мой Максимка! Ужас.
— Допустим. Но это… было больно. Мог бы объявиться и сказать.
— И чему бы ты научилась? Какие бы выводы сделала, не разгляди опасность воочию? Ты бы поверила, что твоя подруга тебя кинула, что друг детства продажный юрист, что на тебя собирали компромат?
— Ах, ты меня проучить решил! Не простил, значит, что убежала! — я силой вырвалась из его мерзких лап.
Он выпрямился, и улыбочка слетела с его лица.
— Я просил тебя подождать, оставалось совсем немного до полного оборота, — шипел он с отвращением. — Я бы мог застрять в половине, это отвратительно и мучительно больно, больнее, чем тебе сейчас.
— Ну, не застрял же, — кинула ему в лицо, как оплеуху.
— Потому что ты влюбилась в меня, только на этом выехал, — рыкнул, как зверь.
— Влюбилась?! — я рассмеялась нервно на грани истерики. — Ты больной, поганец! Я тебя ненавидела!
— А спала со мной зачем? — язвительно усмехнулся.
— Чтобы усыпить бдительность и на поезде сбежать! И смеяться над тобой, когда ты пытался догнать и не мог!
У него блеснули глаза, и лицо покорёжилось в складках. Давненько я не видела оборотня, бросило в холодный пот и ноги подкосились. Я заверещала больше от неожиданности, чем от страха и ужаса, выплеснула на него чашку кофе.
— Алёна, бл…,- он отошел на шаг назад, глядя на свои мокрые брюки. — Горячий кофе, — вылупился на меня, приподняв край верхней губы, под которой был клык. И сказал, более знакомым мне голосом, — сейчас тебя за это натяну.
Когда пытался меня поймать, чашкой, что осталась у меня в руке, я с размаха въехала ему в лицо. Разбитым осколком поранила его лоб и скулу. Что было сил, кинулась к двери. Распахнула её, а там от меня шарахнулись четверо мужчин во главе с учредителем, что болтал по телефону в ВИП-ложе, чернявый такой мужик, его девушка мелкая рыженькая.
— Здравствуйте, — достаточно растерянно поздоровался он, трое других напугано насторожились, прижимая к себе толстые папки с бумагами.
— Проходите! Нил Ильич как раз в должном виде! — пропустила их в кабинет.
— Ярославна, — послышался голос оборотня. — Кофе нам и аптечку принеси.
Хотела огрызнуться, но решила, что не стоит выносить сор из избы. Ильич держит крепко долгом в семь с половиной миллионов, а у меня папа болеет и братик маленький. Сейчас успокоюсь и выработаю план действий.
31
У меня тряслись руки, когда варился кофе. Нервно курила перебирая прошедший разговор в голове. О том, что он, якобы меня спас, успею подумать, успокоившись, а вот то, что со мной разговаривали явно два разных мужика, угнетало с невероятной силой. Яркое раздвоение личности. Один человек в костюме Нил Ильич, другой зверь и зовут его Лихо, потому что нет такой фамилии, зато есть нечисть в славянской мифологии. У них разные голоса и разная форма поведения. Нил усюсюкал и прощал мне злые слова, а зверь моментально пообещал, что натянет. На то он и зверь, чтобы только об этом и думать.
Ладно, переживу. Пусть бы его сейчас работой загрузили.
На большой поднос я положила пять красивых чашечек, сахар отдельно, вкусняшки и понесла. Вот из всего спектра моих обязанностей, красиво нести чашечки на подносе мне больше всего понравилось. Я затушила сигарету и глянула на себя в зеркало, не узнав. Волосы из причёски повылезали, глаза бешено горят. Такое чувство, что я ширнулась втихаря. Быстро привела себя в порядок, нашла аптечку и побежала в кабинет. Там другие мужчины, так что не будет Ильич ко мне лезть.
В приёмной стояла полная молодая девушка в очках с распущенными рыжими кудрями. Джинсы, клетчатая рубаха. Стандартный какой-то тип.
— Нил Ильич занят, — сказала я, проходя мимо.
— Я подожду, — она потрясла бумагами и села на диван.
