После пережитого кошмара прошлой ночи, я поняла только к утру, что всё закончилось очень хорошо, и больше это не повторится. Меня последнее время жизнь стегает и учит-учит, и я зубрю, что можно, что нельзя. Нельзя детей оставлять соседкам! Нельзя недооценивать сердце мужчины, который расчувствовался и боясь, что я его и в похищение ребёнка обвиню, расстарался по полной. Проснулись с Максюткой утром, а на кухне рог изобилия извергнулся. И это после голодовки.
Я съела бутерброд с маслом, сыром, колбасой, огурцом, и упала от сытости в блаженную эйфорию. В сумке нашла пачку денег, на карточке у меня теперь тоже приличный бюджет. Так что мы с братиком пировали всё утро, а потом вызвали такси, прокатившись до садика с ветерком. Приехал опять Рафик, он меня выслеживал. Как только в диспетчерской светится мой номер, он всё бросал и несся даже через весь город ко мне. В этот раз привёз розочку, после шикарного букета, что оставил мне Нил, как-то не очень выглядит.
На работе, под шумок слопала пирожное, которое взяла с собой к обеду, ну не выдержала так оно сладенько выглядело. От этого блаженство сытости переловило через край и я пустым взглядом уставилась на Ильича, который так переживал, что янтарные глаза потемнели и стали походить на зеньки кота из мультика про Шрека. Он мне что-то лепетал, а я мысленно смеялась над ним, но улыбку не показывала. Ладно, теперь будет виноватым во всём, ему полезно, вон Нюра чуть не плачет от остроты нашей миленькой сцены.
Спасибо я Ильичу не скажу, пусть теперь извиняется долго и ублажает меня, желательно всю оставшуюся жизнь. Он же меня так обложил со всех сторон, что один выход к нему в объятия. Сейчас подумаю, и может даже, соглашусь.
Закипела работа, Ильич потащил меня с собой на очередную встречу. Я, как его визитная карточка, сияю и притягиваю взгляды, сегодня по-особенному накрасилась, выделив глаза. Вникала в суть разговоров, потому что смирилась с тем, что на этой работе задержусь надолго. Когда был перерыв, сунула под нос Нилу рекламный проект Олеси. Босс написал «Одобряю» и поставил подпись.
Перед обедом я решила заглянуть к Федоренко, чтобы обрадовать её и узнала принеприятнейшее известие. Дятел нашептал, что её уволили из-за меня. Девушка меня защищала на глазах общественности. Ильич ей это не простил.
Думала, поговорю с боссом. Но он не появился после обеда и до конца рабочего дня. Я просто ушла, уехала на такси Рафика за Максимкой, а потом почти до ночи гостили у дяди Коли и тёти Вали.
А дальше выходной. Мы с Максимкой проснулись рано. Вначале поехали на кладбище, посмотреть, как установили столбик на могиле деда Стасика. Ребёнок, он везде малыш, бегал по чищенным дорожкам между могилами и радостно сообщил, что здесь красиво и похоже на свадьбу. Интересные ассоциации.
Рафик нас отвёз в больницу к отцу и прямо в машине сделал мне предложение. Я смотрела в его карие добрые глаза собранные в кучу над большим орлиным носом и понимала, что Нил откусит ему голову.
— У меня брат и папа болен, я много работаю и…
— У неё зених! — радостно сообщил ребёнок. — Он вчера сказал, сто любит маму Лёну.
— Да, — подтвердила я, расплатилась, не дождавшись сдачи, вышла и вычеркнула телефон этого такси навсегда.
Если на кладбище ребёнок веселился и даже смеялся, то в онкологическом центре замолчал. Настороженно затих и шел за мной не проронив ни слова. Это место страшное, пропитанное человеческой болью, от кладбища отличалось сильной ужасающей энергетикой, и Максим это чувствовал. Лучше бы я оставила его в кабинете Ушаковой, чтобы он не видел отца. А так прижался ко мне несчастный малыш, не узнав в этом лысом тощем старике со страшными чёрными мешками под глазами, нашего отца.
— Немного осталось, пару дней и будешь в Берлине, — сказала я, строя из себя довольную и счастливую дочь. — Вот увидишь, всё будет хорошо. Только после курса, я с тебя не слезу, надо каждый месяц проходить обследование.
— Ты ведь даже не гуляла, — вдруг прохрипел отец. — Ни на свидания не ходила, с парнями не встречалась, как я заболел.
— Прекрати, — сердито зарычала. — Это мой личный выбор, ты тут ни при чём.
— С маленьким братом на руках легче замуж выйти, чем с братом и больным отцом. И долг у тебя. Ленка бухгалтер предупреждала меня, что ты с огнём играешь…
— Папа, этот долг ничто. Я тут узнала, что меня посадить могли, так что у нас всё просто отлично. Ты должен бороться и спокойно уехать в Германию, не возвращаться до полного своего выздоровления. У меня теперь зарплата будет хорошая.
— Конечно, мои любимые, — он замучено улыбнулся, протянул к Максиму руку. — Ну, сынок, кто у нас самый сильный в семье?
Макс неожиданно приободрился и выдал:
— Нил Ильич!
Я звучно ахнула, закрыв рот ладонью. Вот кто бы сказал, когда этот волчара успел втереться в доверие моему ребёнку? Это он так Максима впечатлил вызволением из детского дома и покупкой нам продуктов. А ещё имел неосторожность признаться мне в любви, а для моего ребёнка слова «я тебя люблю» имели чуть ли не магическое значение.
Отец рассмеялся, а я скромно улыбнулась.
— Мы тебя ждём, папа, — я поцеловала его.
После больницы нас ждало кафе, и поход в гости к тёте Олесе Федоренко. Хотела узнать, как её дела и попросить не буянить. Её адрес узнала в отделе кадров, надеялась, что она дома.
Олеся снимала маленькую квартирку на отшибе города, была приятно удивлена моим приходом. Лохматая, неопрятная, она пропустила нас к себе в прихожую.
— У тебя ребёнок? — почему-то удивилась девушка, глядя на Максима, который тут же поймал её пушистую белую кошку.
— Брат, но можно сказать, мой ребёнок.
— Проходите!
— Нет. Олеся, Дятел сказал, что ты написала на женский сайт мою историю.
— Дятел это Дегтярёв? — она залилась смехом, запрокинув голову, но было в этом нечто от отчаяния.
— Послушай, Олеся. Мы с Нилом давно знакомы, не насиловал он меня и не посмел бы. Поссорились просто.
— Я не отступлю, — зыркнула упёртыми глазёнками через стёкла очков. — Он меня уволил, он сделал так, что меня вышвырнули из университета, хотя права не имели, а в суде я этого не докажу, у Джейкоб юристы сильные. Я попыталась устроиться на работу, в первые сутки меня отовсюду повыкидывали.
— Мне знакома ситуация, Ильич может, — согласилась я. — Оставь нас в покое, Олеся. Ты хороший художник и дизайнер, я смотрела твои работы. Не проблема будет устроиться на работу и в университете восстановится.
Она гордо поправила очки, и сложила руки на груди.
— Алёна, я про тебя всё узнала. Он же растоптал тебя. Ты же не такая, чтобы под мужика властного прогибаться.
— Смотря какой мужик, — сладострастно протянула я. — Он мне жизнь спас и сейчас спасает. Никаких принципов, Олеся. Ты отстаешь от моего мужчины, я ставлю ему ультиматум, он отстает от тебя. И все счастливы…
